Джейс ощущала себя не то что разбитой, а расколотой. Снов не явилось, она совершенно четко помнила произошедшее, иначе испытала бы еще больший шок от реальности. Но шок бы хоть как-то встряхнул. Ныне она не чувствовала ничего, кроме гнетущего опустошения. Ни целей, ни стремлений, ни планов на будущее.

— Герк, мы можем вернуться в Бедтаун? — только спросила она, плеская на шею соленую воду, глядя, как контрабандист устало отмачивает покрытые сетью взбухших вен ноги в морской волне, безразлично шевеля ими в пене нараставшего прибоя. Он уже не выглядел таким подавленным, как накануне. Его жизнь-не-жизнь продолжалась. Чет-нечет-чет, годы водят хоровод, годы не кончаются, пока дорога приключается. Вот и жил он, вот и был.

Наверное, он привык терять друзей. Хотя, можно ли к такому привыкнуть? Может, научился не привязываться ни к кому, чтобы не делать себе лишний раз больно, ведь кочевая опасная жизнь предполагала, что до финиша дойдут не все. Да и какой у нее финиш? Развалиться от старости не являлось лучшим исходом, когда никому не нужен. Вот и научился не задумываться, оттого не страдал, а продолжал двигаться. Джейс же застыла монолитом скорби, остановилось течение ее судьбы.

— Мы? Ты со мной теперь будешь? — с надеждой поднял на нее глаза мужчина, обведя немного разочарованным взглядом, явно невольно сравнивая с Дейзи. Но уже был не против и такой спутницы. Джейс его не осуждала, однако спокойным голосом отвечала, не оценивая:

— Нет. Мне надо поговорить с Уиллисом.

— Зачем? — протянул Герк, сощуриваясь непонимающе.

— Это мое дело, — отрезала непривычно жестко Джейс. — Так мы можем вернуться?

— Ну… Подождем пару дней, потом надо возвращаться, — пространно пожимал плечами Герк, продолжая полоскать ноги в прибое. В его движениях было что-то легкомысленно инфантильное, и лишь лицо, постаревшее, устало осунувшееся, выдавало факт того, что и его смерть Дейзи подкосила, заставив задуматься, что и он не вечен, не застрахован ни от какой злой случайности. И, может быть, стало ему тоже одиноко и тяжко.

„Значит, пару дней“, — думала Джейс, намереваясь в эти пару дней перебрать винтовку и проверить, на что годится ее заговоренное оружие. Руки что-то делали, а в горле все ком стоял, не плача, а какой-то нестерпимой горечи. Мысли превращались в алгоритмы, движения в программы. Для чего… Что… Зачем… Все отпадало, она нашла себе цель, последнюю цель, после исполнения этого намерения, она не собиралась дальше существовать, отражаться в зеркале своей пустоты, тянуться вереском, завывать высушенным бамбуком. Всякая флейта — пытка в руках неумелого игреца.

Состояние винтовки не радовало, на первый взгляд лучше всего выглядел только затыльник.

— Похоже, это наше с тобой последнее дело, но иначе нельзя, да, иначе нельзя, — говорила снайпер с оружием, бережно разбирая его после всех пережитых потрясений. Кто бы с ней так же бережно обращался.

Вот уж… Чего еще захотела! Сразу по самым больным местам пусть бьют, истязают все вокруг. А она будет смеяться им в лицо, потому что это до отвращения забавно. Пусть! Пусть!

Но Джейс остановила поток своих нестройных мыслей, ощущая, как начинает нервно смеяться, кривя рот пастью дракона. Может, правы те, кто говорят: убивающий змея сам становится змеем. Но то дело, когда речь о сокровищах. А какова ее цена? Ее борьба не могла завершиться ни по приказу, ни по воле небес, ее борьба обещала остаться навечно с ней. Но вечность завершалась слишком скоро.

Она заставляла себя быть чрезмерно спокойной, и ей это даже удавалось. Она перебирала винтовку, Герк копался в моторе захваченного джипа, пытаясь понять, на сколько времени им хватит бензина, рассчитывал заправиться в деревне Аманаки, ведь они вроде бы захватили еще пару аванпостов, значит, им досталось еще некоторое количество топлива и полезных вещей. Вот только на каких условиях контрабандист мог теперь все это у них просить, если свое поручение провалил? Но эти заботы Джейс оставила на долю Герка, ее интересовало теперь только состояние винтовки.

Плана не существовало, только цель. Винтовка вскоре была собрана и проверена на чайке, зависшей над морем. Один меткий выстрел, заставивший выронить удочку молчаливого рыбака — и птица скрылась за волнами.

Зачем уничтожила именно белую чайку? Без пользы, без цели, лишь ради того, чтобы снова ощутить каково это — отнимать жизнь. Сначала птицы, но скоро и людей.

Да, отнимать, как отнимал у нее уродливый злой рок всех друзей. Добротой и смирением никого не спасла, теперь некого стало спасать. Она желала, чтобы мир ощутил ее гнев, ее ненависть к этой несправедливости. Смирение… Кажется, свет проиграл бой. И не осталось равновесия.

Только перья мертвой птицы раскидывали, захватывая, волны. И винтовка немного дымилась. Красивая вещь, красиво может разнести кому-то голову, срубив пол-лица, красиво красная кровь напитывает землю. Красиво созерцать страдания врагов. Девушка сощурилась, ухмыляясь совсем, как ее главный враг.

— Он тебе говорил, что такое безумие, — не могла расстаться с кривой ухмылочкой Джейс, не ведая, в кого превращается, но это ее решительно не интересовало, ей нравилось слушать собственный голос, голос чудовища, второй Джейс, наглый, самоуверенный, отчаянный. Чужой! Все дозволено, если нет истины. И пусть она одна, но если много разной правды и тех, в ком сила, то настала пора принести эту ложную правду и ей. Попытаться, не думая о цене.