Ваас тем временем недовольно волевым движением вытянул Джейс из этого ненастоящего укрытия, встряхивая и заставляя встать перед собой. Она не ощущала в себе силы, чтобы сопротивляться, ледяные руки безвольно протягивали пальцы, когда их схватывали за запястья.

Спаслась от леопардов, да оказалась один на один в клетке с тигром. Только совершенно человеческая измученная тоска читалась в его глазах, отражаясь тусклыми бликами.

— Что… — не успела задать вопрос Джейс.

Холодное. Жесткое. Металлическое. Что? Откуда? С какой целью? Враг, сам враг отдал. Металлическое, знакомое, опасное. В ее руке оказался пистолет, самый настоящий, его пистолет, тот самый, который еще так недавно подгонял к краю водопада. И теперь Ваас отдал его своему врагу, ей, оцепеневшей от непонимания и недоверия.

Он отошел на пару шагов, медленно, плавно, раскидывая руки, кивая ей, то ли усмехаясь горько, то ли…

Она могла поклясться, что никогда в жизни не видела такого выражения лица. Не самоубийцы, не труса. Так кого же все-таки?

Слова терялись, для описания происходящего не находилось выражений, ведь они требуют какой бы то ни было оценки, а она вовсе не понимала, что происходит. Есть враг, и врага необходимо уничтожить — все просто. Есть друг, который всегда прикроет спину — тоже несложно. Но как оценивать, когда друзья предают, а враг отдает свой пистолет? Джейс так и застыла, с губ ее срывались короткие задушенные выдохи непонимания и паники. Ваас нахмурился:

— Ну, давай. Стреляй!

— Что ты, — лепетала она, но голос обретал силу помимо нее. — Что ты сделал со всеми нами! Что ты сделал с собой?!

Девушка не ведала, откуда берутся все эти вопросы, почему именно так сформулированные, она просто спрашивала. Может, слетала с нее скорлупа пережитой боли, взращенной ненависти. Чем больше бить человека, тем плотнее вокруг него панцирь.

— Убил, — кривилось его лицо. — Хе-хе, что может быть проще… Что проще… — он умолк на миг, опуская глаза, точно уходя в себя, тень ухмылки стерлась, как волной унесенная. — Я просто… убил…

— При жизни убил, — дрогнул голос Джейс, но пальцы непроизвольно снимали перезаряженный пистолет с предохранителя. Непривычное оружье. Чужое.

— Будто при смерти убить можно, — уставился он в стену, проводя вдоль шрама на левой части головы.

Он не шевелился, она ощущала подвох, которого не было, потом Ваас разозлился, будто торопился проверить что-то. И не успела бы она выстрелить, когда он совершил стремительный бросок по направлению к ней. Но не для того, чтобы выбить оружие. Напротив…

Он приник лбом к самому дулу пистолета, восклицая:

— Стреляй, ***, и прекрати это безумие! Это бессмысленное повторение…

И в расширенных черных зрачках содержалась энергия черных космических дыр, что поглощают свет звезд, утягивая на дно неизвестного.

Лазурь неба дрожала в глазах Джейс, и не существовало во Вселенной существ более хрупких и расколотых.

Дай заглянуть в твои глаза,

Чтоб извлечь на поверхность себе изменившую душу…

Она держала пистолет, а враг приказывал застрелить его. Чем не шанс для мести? Почему же она медлила? Она ведь чудовище! Она… Она… Джейс с трудом сглотнула душивший ком. Нет, чудовищем ее назвала Цитра. Так кто же она? Кто? Ее не существовало.

Их обоих не существовало. Но они все еще были живы. И один просил убить. Или же снова игра? Но она смотрела в его глаза… Кто угодно… Враг, пират, воплощение жестокости, но не лжец. Может, он единственный не лгал все это время? Он… Просил… убить себя. Просто ждал, а пальцы снайпера дрожали на спусковом крючке. Нет… Месть. Но не убийство. Или это провокация? Или снова он играл на ее нервах, ломал ее, уже успев достаточно изучить? Но куда ее дальше ломать? Куда их обоих посреди бури…

Всего одно движение, всего одно усилие указательного пальца, плавное, привычное — и завершится эта гонка. И завершится все. И никогда больше не видеть этих пронзительных ореховых глаз…

В решающий момент рука дрогнула, Джейс опустила пистолет, безмолвно помотав будто виновато головой. Ваас разочарованно вздохнул, отступая на шаг, взмахивая руками, как крыльями:

— ***! Я так и знал, что ты не выстрелишь.

Он замолчал, запрокидывая голову, давя на лоб руками, хрустнув шеей, глядя куда-то в потолок, сквозь крышу, на звезды, скрытые сотнями слоев грозовых облаков. А потом злой скороговоркой продолжал, указывая на девушку:

— На самом деле, ты — глупая девчонка! Секунда промедления — и все, облом, — он нервно пожал плечами, прошипев. — Жизнь не любит вторых шансов. Секунда в выборе… Кого ты выберешь… их или нас… Ваас, выбирай… Их или нас… Нет! ***! Это ***, а не выбор! Суть в чем? В том, что секунда промедления — и ты рискуешь потерять все… Абсолютно все! Жизнь… Самого себя. Думаешь, милосердие спасало хоть кого-то? ***! Думаешь, жалость спасла хоть одну тупую ***?

— Мне терять нечего, — усмехнулась она, а потом вдруг ее голос стал громким, она словно сделалась отражением врага. — Придумаешь еще одну казнь? .. Казнь придумаешь? Да… Пора завершить это безумие… Да… давно пора.

Оружие дрожало в неверных ослабших руках, снятое с предохранителя, оно медленно поднималось, разворачиваясь к самому стрелку, пока Джейс бормотала, уже ведя свой монолог:

— Самого себя? Уже нечего терять, все стерто. С самого мига моего рождения… Пора прекратить это безумие! С самого первого предательства было пора!