Расскажи мне о своей катастрофе…

Комментарий к 119. “Расскажи мне...” В тексте использованы песни группы Flёur “Под прицелом”, “Расскажи о своей катастрофе”, “Отреченье”

и группы Кукрыниксы “Крайние меры”.

Долго же автор ждал! Наконец-то написан этот эпизод!

И скоро будет следующий. Так что, читайте, отзывайтесь, жду вас!

В эпизод 27.07.2015 внесены некоторые изменения, в частности то, что касается отношений Вааса и Цитры. Чисто предположение, созданное в фэндоме, по просьбе читателей.

====== 120. Есть ли в мире хоть кто-то... ======

Есть ли в мире хоть кто-то,

чтоб все это остановить?..

Осуждай меня, если хочешь:

я безмерно устала от боли…

Джейс дрожала всем телом, голос ее сорвался, взгляд потух, она не нашла ответа на их вопросы, она тоже… И вокруг выла буря. Рядом оказался только враг, который после долгой мучительной паузы отозвался:

— Получила слова… Помолчи уже.

Голос его доносился, точно эхо с другой стороны пропасти. Джейс почти не слышала, не воспринимала.

Враг…

Он провел по ее плечам, плавно, но быстро спускаясь ниже вдоль локтей, затем на талию, точно скульптор, высекающий шедевр из неподатливого мрамора.

— Нет… не… не надо, — неуверенно шевельнулись ее губы.

— Почему? Боишься предательства? Ведь я не предам. Враги не предают, — говорил он, касаясь неторопливо своим крупным точеным носом ее левой скулы, как раз той, где желтел давний синяк… Кожу возле глаза защекотали его ресницы… Подбородок — его жесткая черная эспаньолка.

Джейс вздрогнула, вдруг понимая, что на этот раз он не собирается пытаться уничтожить ее… Но равнодушие и, более того, отвращение к себе за сходство с ним, вновь погружали в апатию. Не казнь. Другое. Другая форма уничтожения…

Решил теперь так ее сокрушить. Пусть. Ну и пусть… Дальше все равно некуда. Так ей казалось, пока она не поняла, что оказалась в его объятиях. Снова вокруг его мускулистое смуглое тело; его руки, пальцы, которые то проводили вдоль шеи, то уже торопливо поглаживали кожу под одеждой. Непривычно… Не ударяли… Не причиняли боль… Не сегодня.

Замер целый мир, затаив дыхание…

И снова его запах, терпкий, резкий, но зря она все это время отрицала — приятный и манящий, как и весь он. И раз уж не осталось границ, то ничто не запрещало нарушить последние табу. А извечно осуждающие, должно быть, сами безгрешны. «Конечно», прямо как Цитра. И неприятно резануло какое-то мистическое сходство в их чертах. Но нет… Он иной. Совершенно. Он служил злу, но не лгал. Цитра служила добру, но с ложью. И лживое добро порой хуже зла. А он как с другой планеты…

Он жадно припадал губами к ее шее, изогнутой, точно у умирающего лебедя. Но она покорно лежала, не шевелясь, похожая на засыпающую рыбу, выброшенную волнами бури под палящие лучи солнца. Его дыхание отчетливо ощущалось на загорелой коже шеи девушки, особенно на пульсирующей жилке. Затем плотоядное прикосновение губ на выступавших ключицах. Казалось, если вопьется зубами — загрызет, как дикий зверь, но на данный момент он не намеревался ее убивать, ведь она и так пришла умереть. И именно потому, что она пришла умереть, он не собирался убивать. Она впадала в ступор, в безразличие к себе, теряясь от противоречий. Но мысли не подсказывали верных решений. Смерть оказывалась неверным.

Ваас вдруг остановился, придвинувшись упрямым лбом к ее лбу, пытливо боднул, потом недовольно проговорил, буравя взглядом:

— Нет, я, , не понял… Ты будешь сопротивляться или нет? Сначала говоришь — не надо, теперь опять помереть решила? — голос его ушел в шипящую издевку, недоуменную, разочарованную, точно ждал он совсем иного. — Тебе настолько по на себя? — но вновь восклицание, пробирающее до единого каждого сосуда мозга, точно скидывающее оковы липкого сна безучастия. — Кто ты, в конце концов? Без всей этой ***ни вокруг тебя? Кто ты? Чего хочешь ты?!

Позабудь хоть на миг,

Кто есть я, а кто есть ты…

Он усмехался, рассматривая ее горящими хищными глазами. Сложно сказать, какой он ждал борьбы. Только она вдруг непроизвольно глянула на него в упор, позволила себе наконец, несколько секунд безотчетно изучая каждый контур его лица, крупный нос, тонкие губы. И эти пронзительные ореховые глаза, затемненные нездоровыми кругами. Это его лицо. Наконец-то удалось рассмотреть его. Красивое или не очень… Глупые критерии. Здесь все оказывалось намного сложнее. И одновременно намного проще. И стоило ли погружаться в пустоту своих размышлений. Разум просил избавить его от лишних слов, они несли только сомнения. Образы, осколки, мозаики иголки…