– И кто посмел? – перебил Альдо.

– Нужно узнать, вдруг кто-то служил в Лаик из слуг или поваров, – предложил Рокслей.

– За стол сели все одновременно, значит, перчатку положили раньше, – Робер попытался рассуждать адекватно.

– Но слуги Лаик не производили впечатления шутников, а проказы Сузы-Музы были откровенно школярскими. И я бы не сказал, что умными. Впрочем, капитан Арамона иного отношения не заслуживал. Не правда ли, герцог Окделл? – так, я не понял, Спрут меня подставить решил?!

Я гордо промолчал и сделал вид, что совершенно ничего не понимаю. И правда не понимал. Никакой причастности к появлению этой проделки за мной не имелось, скрывать нечего, так почему же с таким подозрением таращится на меня Величество? Валентин если не знал, то догадывался, что именно я с товарищами занимаюсь массово-увеселительными делами в Лаик. Кажется и он как-то раз подсобил – когда спустил через камин еду. А если сейчас напоет что-нибудь об этом Альдо, то мне не жить. И вообще я кушать хочу, а тут мясо вкусное…

– Кошки с ним, с капитаном, – Робер потер глаза. – Мог появиться во дворце кто-то из бывших унаров? Герцог Придд и герцог Окделл были с нами.

– Не знаю, – развел руками Рокслей.

– Господа капитаны гимнетов! – Альдо хлопнул ладонями по столу, снова показывая отсутствие хороших манер. – Чтобы больше ничего подобного в еду не попадало. Сегодня перчатка – завтра яд! – и он с ненавистью взглянул на меня.

Приехали. Я-то здесь при чем? Из-за того дурацкого просчета с ядом и вином? Но откуда Альдо знать? Робер пообещал не рассказывать ни ему, ни Матильде.

– Ваше Величество, будут приняты все меры. Мы просим разрешения немедленно заняться поисками, – вскочил Мевен.

– Для того чтобы исполнять свои обязанности, разрешения не требуется. Отправляйтесь.

Мевена и Рокслея тут же как не бывало, а я невозмутимо потянулся к остывающему мясу. Суза-Муза Сузой-Музой, а голод – не тетка. Глядя на меня, Матильда вздохнула и тоже положила себе порцию. Альдо трясло от гнева, его глаза горели яростью, а ноздри раздувались.

– Не ешьте! – вскрикнул он. – А что если яд уже там? Матильда, забыла про Мупу?!

– Про кого? – спросил я, поднося вилку ко рту.

– Собака, – вздохнула принцесса, – прекрасное создание. Надеюсь, она в Рассветных Садах. – Дикон, этот Суза-Муза кого-нибудь насмерть затравил?

– Нет, – беспечно отозвался я.

– Ты так и осталась алаткой, – мои слова Альдо успешно пропустил мимо ушей, – и ничего не понимаешь. Талигойя стоит на крови Раканов. Этот Медуза своим шутовством пытается уравнять короля с олларским прихвостнем.

– Лучше быть алаткой, чем дурой. А будешь с памятниками бодаться и могилы разрывать, еще и не так огребешь!

Молча глядя на перепалку бабушки с внуком, я понимал, что рано или поздно гнев Альдо обрушится на меня. Но я и правда не трогал эту несчастную перчатку и не вышивал на ней буквы. Даже Айрис не осмелилась, тем более она далеко живет от покоев Величества и кухни. Интересно, перчатка – та же самая, что и в Лаик? Жаль, не помню точный цвет… А пока я размышлял, Альдо успел бросить салфеткой в бокал и тот, свалившись на пол, разбился с тонким звоном. А потом вскочил и помчался из комнаты. Ты-дыщ тяжелой дверью! Матильда помрачнела, но есть не перестала, как, в общем-то, и я.

– Ричард, герцог Придд, у вас есть какие-то предположения насчет шутника? – Робер смотрел на нас с тревогой и подозрением.

– Сузой-Музой назвались шестеро, но они сейчас находятся за пределами столицы. За исключением Ричарда Окделла.

Ах ты… тварь скользкая! Топить меня вздумал в своих глубинах?! Нет, я понимаю, что мы должны разыгрывать вражду, но не в такой же степени!

– Сузой-Музой может оказаться кто угодно, кроме Эстебана Колиньяра. И, разумеется, Паоло. Герцог Окделл, что случилось с теми уликами, которые нашли в вашей комнате? Вам их вернули?

– Нет, разумеется. Я сомневаюсь, что они вообще там были, потому что капитан Арамона нашел себе поросенка для битья, – пожал я плечами.

– Этот мерзавец выставил нас дураками, – расстроился Дэвид Рокслей, вошедший вместе с виконтом в комнату.

Стало быть, все осмотрели. И как успехи?

– Интересно, кому брошен вызов… – Мевен глубоко задумался.

Так мы сидели и молчали. И грустили, пытаясь сообразить, что и к чему. Валентин бубнил что-то по его мнению умное, язвил без меры. Мне на его подколы все равно. Мне бы в Багерлее не загреметь на днях – ведь Величество стопроцентно решил, что виновен именно я.