— Смотрите, товарищи, они все хорошо окатаны. Значит, река притащила их издалека и успела пошлифовать.

Женя быстро смекнул, что лучшие образцы были в находках Василия Игнатьевича не только потому, что он лучше всех умел выбирать. Женя понимал, что все притоки и ключи сносят свою добычу в коренную реку. Азарт веков искания и добычи всегда был в его сердце… Женя был сыном лучшего охотника на Полной и потомком десятков поколений племени охотников, и все они бесстрашно боролись с медведем в тайге, ранее того выслеживали тигра в Средней Азии, а еще ранее в Малой Азии убивали льва, по предположению ученых.

Женя отвел Савватея в сторону и долго расхваливал мелкие притоки. Савватей молчал. Женя в нетерпении спросил:

— Ну, так как же, согласен?

— Правильно, — сказал Савватей. — Когда правильно говорят, я всегда согласен.

— Пожалуйста, — сказал Женя гостеприимно, — бери все ключи и притоки.

— Я всею бы душой, да не управлюсь я с притоками и с рекой… Ты не обижайся, Женя.

— Да ведь я тебе хочу услужить! Тебе притоки, а мне река! «Какой простак! — подумал Женя. — Ничего не стоит обмануть его, но очень трудно объяснить ему…»

— За что же ты мне?

— Ты мой гость на Полной! По нашему обычаю, я должен отдавать тебе лучшее место.

— Спасибо! Отслуга за мной, — сказал Савватей. Вероломства не было в его душе.

— Ничего не надо, — великодушно сказал Женя.

Преданность и приверженность Саввы к Лидии Максимовне тоже не нравилась ему.

Он почувствовал недоверие к легкому согласию Савватея и решил опередить его: утром после завтрака сразу пойти в реку — раньше всех. Но утром у кухонного костра, когда экспедиция собралась позавтракать, Савватей уже вытряхивал камни из своего мешка.

— Где ты взял? — спросил Женя.

— На первом ключе по сей стороне, — сказал Савватей Иванович.

— Когда ты успел?

— А ночью!

Василий побросал камни:

— Ночью нельзя искать.

— А ты и днем не ищешь, берешь втемную под водой. Счастье, — сказал Савва.

Женя совсем не входил в ледяную воду. Он шел быстро по сухой и светлой гальке и выхватывал зорким глазом по всей береговой россыпи малейшее темноватое пятнышко. Он усердно бил камни и обнюхивал.

Он встречал отца на выходах из ущелий и внимательно наблюдал за его действиями. Отец тоже нюхал. Отец поднимал лицо и нюхал, а камни держал при этом в опущенных руках. Он нюхал воздух.

Женя не спрашивал. Отец сам не говорит — считает, что Женя должен догадаться. Женя старался, но не догадывался — и нюхал воздух. Если он должен догадаться, он догадается. Иногда воздух чуть отдавал свежим дымком. Пожар прогонит белку, лишит ее корма и лишит охотников добычи. Отец беспокоится?

Василий заторопился вперед. Весь день он брел в ледяной воде, закатав штаны, а голову пекло июньское солнце. Икры сводило, в ногах сделались судороги. Мальчишки-эвенки смеялись над ним.

Он с трудом выходил из реки, чтобы отогреть ноги. Но скоро вода в кожаной обуви согревалась, потом сапоги высыхали, и галька жгла сквозь кожаные подошвы.

А эвенки всё примечали. Невозможно было скрыться от их наблюдательности, и Лидия не спрятала слезы, хотя она отворачивалась и низко опускала лицо под широкополой абхазской шляпой.

Вечером отец Жени вынул носки, выделанные из какой-то мягкой шкурки, шерстью внутрь, и подал Лидии. Носки были новые. Лидия не утерпела — примерила, несмотря на усталость. Носки оказались впору. Алексей Никифорович внимательно смотрел. Сейчас же он вынул из мешка другие, длиннейшие чулки-сапоги, шерстью наружу, снятые целыми с оленьих ног.

— Больше не будешь плакать, — сказал, протянув Лидии.

Природные чулки оленя оказались и ей по ноге. Выяснилось, что дальновидный старик взял их в запас именно для Лидии.

После первого дня в новой обуви Лидия уверяла, что она вполовину меньше устала. Она горячо благодарила Алексея Никифоровича. Эвенкийская охотничья обувь не пропускала воду, тепло и холод.

— На Инняхе легче было прошлым летом, — сказала Лидия. — А на Полной всегда так жарко?

— Всегда легко на Полной, — сказал старик. — Нынче год худой.

— Но когда мы пришли в Алексеевку, еще не было так жарко, а вы запасли эти сапоги для меня!..

Петров промолчал.

— Отец знал: будет жарко, — сказал Женя.

— Почему вы знали, Алексей Никифорович?

— Тайга совсем не ела траву, — сказал старик.

Тайга подняла косматую голову и старалась уяснить себе, к чему приведет разговор о ней.

— Тайга, оказывается, метеорологическая собачка!

— Другое: бурундук не стал бояться человека, — сказал старик.

— Не понимаю, какая связь.