Ей тепло и хорошо. И спокойно. Несмотря на темноту, которая окружает ее. Она открывает глаза и видит яркие всполохи огня. Поворачивает голову и видит отца, который обнимает ее, держа в своих крепких объятиях. Он улыбается ей мягко.

– Моя Бэтти…

– Папа, - она прижимается к нему крепко и только сейчас понимает нечто странное. У него нет бороды. И волосы короче, чем она запомнила. И у него по-прежнему обе ноги. Как раз на ту, что отрежут позднее, она опирается, сидя на земле у костра. Он ласково перебирает ее волосы, пропускает через пальцы спутанные пряди. Ей так хорошо с ним… Так хорошо. И так спокойно.

А потом у противоположной стороны костра опускается на землю он. Кладет на траву арбалет. И смотрит на нее через всполохи огня. Прямо на нее. Из-под длинной челки, падающей ему на глаза. Знакомый взгляд, пронизывающий до самых пяток.

– Иногда выбор очень тяжел, Бэтти, - говорит медленно отец, гладя ее волосы.
– Но мы всегда делаем выбор. Такова судьба.

– Мне хорошо здесь. С тобой, - возражает она ему.

– Но ты можешь быть и там.

Она смотрит через огонь на другую сторону и замечает ходячих, которые ходят за сетчатым забором, стоящим за спиной сидящего напротив них мужчины. За спиной же отца широкое поле и ферма. Их ферма. И она знает, что там нет опасности. Никакой опасности. Только покой.

Ей хочется остаться с папой. Потому что это папа. Потому что она устала. Потому что ей хочется покоя.

Но она переводит взгляд на мужчину по другую сторону костра. И чувствует непонятную силу, которая тянет ее туда. К нему. Ей очень хочется сесть рядом с ним, положить ему голову на плечо. И чтобы он обнял ее одной рукой, прижимая к своей груди. Она представляет себе, каково это было бы, и странное тепло разливается в ней.

Или это просто жар от костра?

Он смотрит на нее. Смотрит. Обнимает взглядом…

И она понимает, что хочет туда… К нему.

– Иногда выбор очень тяжел, Бэтти. Но мы всегда делаем выбор. Такова судьба, - говорит отец, выпуская ее из объятий. И она поднимается на ноги… чтобы шагнуть к тому, другому. К которому так тянет ее сейчас.

Ей жарко. Ей очень жарко. Словно она по-прежнему сидит возле костра. Хотя она уже открыла глаза и видит, что лежит на полу среди разбросанных книг, коробок и прочего мусора. За окном совсем темно. Ей жарко. И снова ломит в затылке. И хочется пить…

Очень хочется пить.

Она проверяет кончиками пальцев рану на затылке. Не кровоточит уже. Только неприятно слиплись волосы от запекшейся крови. Ей нужна вода. И может, здесь осталось что-нибудь из антисептиков. Она не помнит, откуда у нее рана на затылке, но ее определенно нужно обработать. Но сил нет даже встать с пола… Сил совсем нет.

Мне больно. Мне плохо… мне так плохо…

– Угу, валяться на грязном полу гораздо лучше. И сдохнуть на журнале с голыми бабами среди мусора и чьей-то блевотины тоже.

Она поворачивает голову и видит носок ботинка и рванную брючину, так истрепавшуюся, что по низу только нитки, а не ткань. Прямо у ее носа.

– Тут нет блевотины, - возражает она. А сама поворачивает голову в другую сторону, чтобы убедиться, что она права.

– Неважно… Хочешь сдохнуть так? Давай… подыхай. И будешь бродить в этой долбанной кабине. Пока какой-нибудь мудак не откроет дверь и вломит тебе прямо в башку. И будет еще одна мертвая девочка. Одной больше… одной меньше – какая разница, да?

– Фу, - она устало закрывает глаза. А он только пинает ее носком ботинка…

…и она перекатывается на другой бок. Потом видит, в углу кухни стоят банки. Стеклянные банки. А в них есть вода. Или что-то похожее. Надо просто доползти до этого угла и проверить. И она ползет. Потому что почти все силы остались в минувшем дне, когда шла через лес к этой кабине, пытаясь уйти от ходячего.

Это действительно вода. Кто-то заботливый собрал сразу несколько банок. Пять кварт и три галлона. Они стоят рядышком с кухонным шкафчиком. Вода противно теплая, но питьевая. И она готова поклясться, что это самая вкусная вода в мире. Она пьет и пьет. Все никак не может напиться. Оказывается, это настоящее блаженство – пить воду…

Потом она лежит на полу и смотрит на кусочек звездного неба, который видит через окно кухни. И снова чувствует себя живой.

Я хочу жить! Жить!

Ей по-прежнему жарко. Она чувствует, словно горит в огне. Он медленно пожирает ее, начиная с пальцев на ногах и заканчивая головой, в которой по-прежнему беснуется боль. Ей кажется, что она уже привыкла к ней. К боли. Своей неизменной спутнице…

Где вы, спрашивает она у звезд, которые мигают ей с вышины. Где вы? Почему я одна? А потом спрашивает в тишину охотничьей кабины, сама не понимая, к кому обращается.