— Да! — сразу же раздался победный вопль Фарра. — Говорили же: трёх ударов будет достаточно!

Лезвие хоть и сильно покорёжилось, но само ушло в металл ошейника на треть.

— Что? Что с ним?! — неиствовала Флёр, но тут же проверила на ощупь и расслабилась. — Потрясающе. Ещё не всё?

— Нет, конечно! Фарр, меняй лезвие! Вы двое, сделайте так, чтоб он ударил в два раза сильнее, мы должны снять его! Давайте, давайте, давайте! — разорался Энзо и вместе с королевским кузнецом стал поднимать молот.

— Зададим жару? — спросил я у лиса, подходя к печи.

— Жилетку сними, — посоветовал он мне.

Я скинул жилетку, и мы вдвоём взялись за лопаты, бросая уголь в печь. Вода в баке забурлила с удвоенной силой, послышался характерный треск.

— Не бойтесь, эта штука замурована в стену так, что даже если взорвётся, то нам ничего не будет! — напутствовал нас медведь, увидав, что мы остановились.

— Ну тогда…

Я зачерпнул лопатой ещё угля и бросил в огненное жерло печи. Я уже порядком измотался, а вот накачанный Арен даже не вспотел от усталости.

— На счёт три, ребята! Раз! Два! Три! — медведь снова дёрнул спуск, Флёр зажмурилась, кузница пережила ещё одно сотрясение.

— Давай, поднимай его! — нетерпеливо крикнул любимец Флёр, подбежав к наковальне.

Энзо лихорадочно крутил ручку, поднимая топор, и Арен снова возликовал: молот пробил больше половины стали ошейника.

— А не такой уж он и прочный, а? — спросил Фарр.

— Да, у всех есть слабые места.

Флёр, сидя в зафиксированном ошейнике, уже смеялась в голос и плакала от счастья.

— Сейчас-сейчас, Флёр! Сейчас ты будешь свободна! — проорал ей на ухо я, а она даже ушей не прижала.

— Скорее! Ну давайте уже! Ещё разок, ну же! Мне кажется, я больше не могу терпеть!

Мы с Ареном накидали такое количества угля в топку, что там, наверное, было жарче, чем в аду. Фарр умудрился сменить лезвие прямо в процессе подъёма молота. Всё было готово к удару буквально через пару минут. Все присутствовавшие уже праздновали победу, и даже безучастный медведь чуть приплясывал. Казалось, счастье Флёр разлилось по кузнице и затопило всех присутствовавших здесь.

— На счёт три! ТРИ! — медведь дёрнул рычаг, и молот с двойной скоростью рухнул на ошейник. Помимо сильнейшего удара раздалось также странное звяканье, и все сразу поняли: свершилось. Ошейник больше не был единым целым. Все тут же радостно закричали, кроме Флёр. Лисица странно поднесла лапу к горлу, а потом молча поникла.

— Эй, Флёр… Флёр?

Лисица что-то прохрипела, а из-под ошейника со стороны горла вывалился внушительный осколок металла.

– Какого? Чёрт меня дери, Энзо! Поднимай эту махину, быстрее! Быстрее!

Он в ужасе кинулся помогать ему, и мы быстро подняли молот и осмотрели ошейник. Большой кусок был попросту выбит из него и, похоже, этот кусок с гигантской скоростью отлетел в шею Флёр. Сквозь рваную рану в её шее я видел другую сторону ошейника.

— Арен! Флейту, быстро!

Лис уже был рядом, сжимая в лапе свой артефакт, осматривая рану.

— Отпустите её и уходите! Немедленно!

Хотя руки Энзо дрожали, он сумел довольно быстро раскрутить все тиски. Флёр выпала из захвата. Уже без дыхания.

— Уходите! Вы не переживёте боли! Вы не должны слышать флейты, понятно?!

Медведь ретировался сразу, за ним убежали Энзо с Фарром.

— Я остаюсь, — уверенно сказал я.

— Ренар, нет времени объяснять! Ты переживёшь всю боль за всю свою жизнь, ты не сможешь!

— Я не так много боли испытывал! Играй!

— Ты должен уйти…

— ИГРАЙ!

Лис покачал головой, сглотнул комок в горле и приложил флейту к губам.

— Ну же, Арен…

Лис выдал короткую и быструю мелодию, состоявшую буквально из пары нот, и откинул флейту.

— Крепись…

Тут я почувствовал, как всё моё тело выгибается дугой. То же самое происходило с Ареном и Флёр. Разом заболели все зубы, а внутри головы будто взрывали бочки с порохом. Заныли лапы, и тут я почувствовал, будто меня кто-то режет ножом. Старые, давно забытые шрамы просыпались и заживали. Все раны будто стали повторяться в хронологической последовательности — как только я об этом подумал, всё тело пронзила дикая боль, которую никак нельзя испытать. Будто в каждую клетку кожи втыкали тысячи раскалённых добела ножей. Я закричал вместе с Ареном и слегка охрипшей Флёр. Сквозь мутную пелену я видел, как быстро срастаются новые жилы в её шее и с какой скоростью они это делают. Будто стрелки двух крепостей обменивались выстрелами — рану в шее лисы затянуло почти мгновенно. Я почувствовал боль в ухе: плоть боролась с золотом, пытаясь вытолкнуть серьгу. Флёр завыла просто неистово: у неё вылечивались все шрамы; магия Арена почему-то вылечивала их, только если ты переживёшь всю боль, которую пережил, получая эти увечья. Странно, но мне пришлось лучше всех — я действительно не часто попадал в болезненные ситуации. Но всё равно всё тело болело просто неистово. Я рухнул рядом с Ареном и его любимой. Боль ушла так же резко, как и пришла, но усталость от пережитого была неистовой.