Турки знали, что для того, чтобы сломить человека, нужно совсем не так много усилий – нужно только понять, как и куда эти усилия приложить. Персы в свое время тоже очень хорошо знали это.

Потом Дарий ощутил, что его переворачивают на спину; он зашипел сквозь зубы, но теперь это оказалось терпимо. Мутным взглядом он наконец посмотрел на своего лекаря – это был, несомненно, турок, но вида очень опрятного, с почти правильным и приятным светлым лицом; длинные темно-каштановые волосы из-под его белого тюрбана ниспадали на плечи, хотя мусульманам устав запрещал это.

Поняв, что Дарий смотрит на него, лекарь поднял большие карие глаза и улыбнулся – и Дарий понял, что перед ним молодой человек, не более, чем лет на семь, старше его самого.

Дарий закусил губу, чтобы не улыбнуться в ответ на улыбку тюремщика, даже невольно.

– Что тебе надо? – спросил он по-гречески. – Зачем пришел ко мне?

– Я пришел помочь, - ответил молодой турок по-гречески же: выговор у него оказался почти чистый, как и черты лица.

Дарий пришел в ярость; он дернулся так, что боль опять пронзила все тело. Но теперь он презрел ее.

– Хочешь помочь – так выпусти меня из этой дыры! – крикнул сын Валента. – По какому праву…

– Тише!

Лекарь быстро накрыл его рот прохладной рукой; Дарий чуть не укусил его пальцы, но силы и ярость оставили узника так же быстро, как овладели им. Юноша упал обратно на свою подстилку, ощущая, как на глаза наворачиваются слезы; и едва сдержался, чтобы не заплакать. Не только потому, что это было унизительно, - а еще и потому, что нельзя было расходовать воду, которой ему в тюрьме ни разу не давали… Он закашлялся; и тут же увидел, как турок возится с чем-то в стороне. А потом лекарь опять склонился над пленником, и в его раскрытые губы ткнулась чаша с водой.

Дарий закрыл глаза и позволил себя напоить, ощущая стыд, похожий на гниль, разъедающую кишки. Ему было необыкновенно хорошо – он прямо-таки ощущал, как высохший язык оживает во рту. И Дарий смог повторить свой вопрос, уже совершенно ясно и четко:

– Кто прислал тебя и зачем?

Лекарь улыбнулся, словно бы извиняясь. Он присел рядом с пленником на солому, ничуть не боясь испачкать свою белейшую одежду.

– Меня прислал мой господин и господин этого города – Ибрахим-паша, - сказал молодой турок: его греческая речь была изящна и печальна, как узор на покрове наложницы. – Ибрахим-паша немало тревожится о тебе, Дарий Аммоний.

Дарий отвернулся.

– Как вы отвратительны мне, - сказал он: более не считая нужным скрывать никаких своих чувств. Даже страх ушел. – Неужели готовы лгать во всем, лишь бы высосать самую мелкую муху?

Он вспомнил об истязательницах, которых прогнал гость, и дернулся.

Турок тихо, ласково рассмеялся. Он более не делал попытки притронуться к сыну Валента, но и не отодвигался от него.

– Я тебе не лгу, - сказал он. – Мой господин действительно сожалеет. Ведь вы с ним родственники. А мне… просто очень тебя жаль, хотя я тебя не знал до этого дня!

Дарий повернул голову и мрачно посмотрел на турка: карие глаза улыбались ему, как и губы. Было непохоже, чтобы этот человек лгал… хотя бы в последнем: молодому турецкому врачу действительно было жаль избитого до полусмерти молодого грека, которого он лечил.

Но от этого лекарь не переставал быть Дарию врагом – а наоборот: делался еще более опасным врагом. Наследнику иранских царей и жрецов не нужно было этого растолковывать.

– Оставь меня, - мрачно сказал пленник. – Дай мне умереть!

– А зачем? – неожиданно серьезно ответил лекарь.

Он придвинулся к Дарию и спросил, взглянув ему в лицо:

– Ты думаешь, что твоя смерть кому-нибудь… или чему-нибудь поможет? И разве ты сам хочешь этого?

Дарий возвел глаза к небу – но дивной синевы не осталось ему: путь к небу пресек низкий заплесневелый потолок.

– Я ничего вам не скажу, - произнес он. – Я ведь знаю, что…

Лекарь опять перебил его сочувственным смехом.

– Я знаю, что не скажешь. Я уверен, что ты ничего и не знаешь! Тебя совершенно напрасно мучили!

Дарий наконец улыбнулся.

– Можешь передать своему паше, что я благодарен ему за такой урок, - сказал он. – Моя спина не забудет его. А тебя я прошу уйти поскорее – если тебе и вправду меня жаль!

Лекарь, не прекословя, тут же встал.

– Я уйду… но я скоро вернусь, - сказал турок. – Тебе досталось сильнее, чем я ожидал.

Собрав какие-то свои принадлежности, на которые Дарий не посмотрел, врач пошел к двери; но на самом пороге помедлил и обернулся.

– Я хочу сказать тебе, что восхищаюсь тобою, Дарий Аммоний! Я не смог бы вести себя так же, окажись я на твоем месте!