– Я опростился… по-христиански, - усмехнулся младший брат, не сводя изумленных жадных глаз со старшего. Один халат на нем стоил, наверное, пары добрых коней… а сапоги! А пояс! А оружие!

Тут Мардоний вспомнил, что видит перед собою магометанина Фарида, - и улыбка потускнела, он отступил.

– Прости…

– Куда ты? Стой, - Дарий тут же удержал его за руку. Поняв чувства Мардония, он улыбнулся и притянул младшего к себе. – Я все еще твой брат, и люблю тебя! Со мной тебя никто не тронет, идем!

– Куда? – прошептал Мардоний, робея все более. Ему – показаться в обществе такого господина? Или, вернее, - Дарию показаться в его обществе?

– В таверну… поговорим, - и Дарий сделал ему знак. Конечно, Мардоний не посмел не повиноваться.

Они зашли в ту самую таверну, в которой когда-то Мардоний поведал о себе Микитке. И точно так же, как когда-то Мардоний, Дарий заказал им обоим угощение. Но ему не к кому было сбежать…

Они долго молчали, потягивая свой шербет, изредка взглядывая друг на друга одинаковыми черными глазами, - ощущая и счастье, и тягостную неловкость, и страх…

Дарий заговорил первый:

– Стало быть, ты теперь живешь у тавроскифов? И твой лучший друг – русский евнух?

В его голосе послышалось и лукавство, и какая-то жесткость… жестокость, которой Мардоний не помнил у брата: разве что у отца.

– Да, - подтвердил Мардоний. – Я счастлив, что встретил этих людей и… Никиту.

Он не знал, что прибавить, - и вдруг понял, что Дарий, который так пострадал за него, стал ему совсем чужим!

Дарий, казалось, понял это – и, перегнувшись через стол, сурово сказал:

– Ты уже знаешь, что я сделал и почему, Мардоний… И ты должен бежать! Ты должен бежать к нашему дяде, рассказать ему обо мне, обо всем… и заменить ему меня!

Видя изумление Мардония, Дарий откинулся назад и властно заключил, сложив руки на груди:

– Я не предлагаю, а приказываю тебе, брат. Это мое право и твой долг… а теперь – особенно! Теперь я в силах обеспечить тебе побег!

Мардоний и не думал отказываться – и он вдруг понял, что не может желать себе лучшей доли. Он неверяще улыбнулся.

– Только Никита побежит со мной… - прошептал юноша. – Он, конечно, тоже захочет этого!

Дарий понимающе улыбнулся.

– Никуда без своего Патрокла*?

– Никуда, - подтвердил Мардоний серьезно. – Только он не Патрокл, он мне как брат… как ты!

На лице Дария мелькнуло странное выражение.

– Что ж, тогда он и мне брат, - сказал старший Аммоний. Он улыбнулся со смесью восхищения этим неизвестным увечным юношей, который завоевал сердце его брата, и жалости к нему.

Мардоний покачал головой, поняв, о чем думает Дарий.

– Нет… причина не в увечье: их можно любить только так. Тавроскифы совсем другие.

Дарий улыбнулся снова: вспомнив то, чего Мардоний, возможно, и не знал.

– Полагаю, что среди тавроскифов бывают разные, как среди всех народов, - заметил он. – Но они другие: конечно, ты прав…

Братья задумались, опустив глаза.

Потом Дарий сказал:

– Скоро я женюсь – иначе нельзя, на меня уже косо смотрят.

Мардоний вскинул голову:

– Возьмешь турчанку?..

Дарий качнул головой.

– Нет, какую-нибудь гречанку из пленниц: это разрешается. Конечно, - тут он улыбнулся, - только одну. Ведь я… никогда не переставал быть…

Голос его споткнулся. “Христианином”, мысленно докончил за брата Мардоний. Он кивнул.

– Думаю, паша тоже понимает, каков я – каков я и остался, - прошептал Дарий. – Ему не так нужна моя душа, как моя наружная покорность: у него много других душ для уловления. Очень многие изменяют христианству с радостью…

– Отец, например, - вырвалось у Мардония.

Дарий посуровел.

– Нет, отец несчастлив.

За столом опять воцарилось тягостное молчание; тусклый звон глиняных кружек, смех и разговоры по сторонам словно принадлежали другому миру.

Потом Дарий сказал:

– Если ты побежишь в Морею, ты скоро можешь оказаться в осаде.

Мардоний прикрыл глаза: он помнил об этом, и ему было, конечно, страшно. Но потом он ответил:

– Все равно я так хочу… и я должен, ты прав.

Он улыбнулся.

– Я буду учиться… всему тому, чему учатся благородные юноши! И мой друг тоже, хотя он уже не юн!