когда я не могла спать или выносить прикосновений к идолу, я нашла другие способы, чтобы поддерживать свои страдания.

В полночь, я ходила по коридорам дворца, как делала это в монастыре, когда Юлия

болела, и у меня не было никого, кто составил бы мне компанию. Пока я проводила время

здесь, в Торчеве, аура императора помогала мне не думать о гибели Прорицательниц в

монастыре. Но ночью я оставалась наедине со своей агонией раскаянья. Если бы я была

честна с собой, то моя душа была бы такой же спокойной, как и у императора. Может, мы

с ним могли бы создать из наших аур щит, который никто из дворцовой знати не смог бы

пробить. Во всяком случае, он удерживал меня от мысли свернуться в калачик в зале

каждый раз, когда я обедала с дворянами в большом зале. У меня была возможность

отведать мяса ещё раз, но пока что я ею не пользовалась.

Те двадцать минут за завтраком, которые я проводила с Пиа, помогали мне просыпаться

каждое утро и засыпать, зная, что на следующий день я точно её увижу. Она была как

солнечный свет, как глоток чистого воздуха, как бесконечный праздник. И вскоре, я

поняла, почему. Она влюбилась.

Она всегда смотрела за дворцовым стражем с соломенными волосами. Стражем, который

охранял меня. Он находился за пределами комнаты всегда, когда нужно было сопроводить

меня к императору. Всякий раз, когда он широко улыбался Пиа, она скользила по полу, словно по замёрзшему льду на коньках. И её чувства заставляли мою голову кружиться

также, как она кружилась у неё. Настал день, когда я заставила её признаться ему в своих

чувствах, но она только засмеялась.

– А я думала, когда ты догадаешься. Я думала, ты ещё в первый день это рассмотрела!

– Я просто знала, что у тебя хорошее настроение. – я улыбнулась. – А ещё не знала, что

его зовут Юрий.

– Когда он со мной говорит, я так рада, что обжигаюсь на кухне, - на её щеках появился

румянец, она стала наматывать локон на палец.

– Он к тебе приходит?

– Никогда! Кук закидает его углями. Но я становлюсь такой глупой, когда вспоминаю

каждое слово. А как он на меня смотрит.

– Ты безнадёжна, - я бросила в неё подушку.

– Да я хотя бы это признала, - она хихикнула и прижала подушку к груди. – Ты же не

хочешь со мной говорить об Антоне.

Я закатила глаза. Она всё ещё думает о том, что между мной и принцем что-то есть, хотя

на самом деле мы не общались уже очень давно. Каждый раз, когда мне приходилось с

ним сталкиваться, даже случайно, даже если он находился на другом конце коридора, он

был напряжен и искал любой повод, только бы быстрее уйти. Это не имеет значения. Я

бы сделала также, если бы я не чувствовала что-то. Я старалась не обращать внимания на

тревожное урчание в желудке при каждой встрече. Но это чувство определённо не

исходило от него. Как я могу заставлять его нервничать, если он едва меня замечает?

Хуже всего было, когда Валко потребовалось присутствие брата. Как я узнала, Антон был

наместником над Перковом, юго-западной провинцией, граничившей с Баяковыми

горами, отделявшими Империю от Эсценгарда. И, хоть Антон и был наместником, на

самом деле его титул не значил ровным счётом ничего. Он был скорее советником в делах

этой маленькой, но важной части Империи. Я думала, Валко завещал ему эти земли для

того, чтобы публично показать свою щедрость, чтобы в Антоне никто не видел будущего

императора.

Иногда братья встречались, чтобы обсудить войны на границе, беспорядки с крестьянами-

зачинщиками, нескончаемый период голода и что можно сделать, чтобы помочь людям. В

этот раз я сидела с ними, но внутри всё сворачивалось, словно пружина в неисправном

механизме, готовая вот-вот лопнуть. Напряжение ощущалось всегда, но я не могла понять, существует оно между ними или же между мной и Антоном. Когда я случайно задела его

плечом, он задрожал. По моему телу проходило тепло, пока он не откашлялся, глубоко

вдохнул и отодвинул стул настолько далеко, насколько позволяло пространство. Его рука

дважды окунулась в карман кафтана, будто он что-то от меня скрывал.