Я вспомнила то письмо о кануне Морвы и о том, что его он передал тому голубоглазому

парню по имени Феликс. Это произойдёт весной, за ночь до празднования в честь богини

плодородия.

Что планировали Антон и Феликс? Участвует ли в этом тот дворянин с аметистовым

кольцом или ему требовалось только передать письмо? Знал ли об этом император?

Учитывая то, как сильно Антон пытался скрыть от меня содержание письма, сомневаюсь, что император тоже был в доле. Но предупредить императора разве не мой долг?

Мой взгляд скользнул к Антону. Мы должны были выдержать долгое заседание совета, но

в его ауре не было ни намёка на скуку. В нём чувствовался огонь, который подбадривал

меня каждый раз, когда я думала, что засну. Он вытянул руку над картой и его брови

сдвинулись к переносице, придавая ему более серьёзный вид. Антон указывал на Баяковы

горы, жители которых страдали от голода и Черной Смерти больше всех. В прошлом эта

болезнь унесла не только жизни многих воинов, но и жизнь самого императора Айзиа.

Принц предложил направить туда запас армии Торчева, чтобы укрепить границу с

Эсценгардом. Кроме того, сделать так, чтобы министерство сельского хозяйства обсудило

с крестьянами какие культуры можно вырастить в таких плохих условиях, как лучше

бороться с вредителями, которых в последние годы было в изобилии, и, главное, как

правильно удобрить почву так, чтобы она снова могла питать выращиваемые злаки.

Слушая Антона, я задавалась только одним вопросом: а могу ли я выдать принца его

собственному брату? Кажется, для Рузанина он делает намного больше, чем Валко,

который большую часть заседания провёл рассматривая реку Цзиншань, ставшую

границей между его империей и Шенгли – восточной империей, богатой нефритом и

изумрудами. Его взгляд задержался на этой реке, а меланхолию последних недель сняло

как рукой. Теперь его аура заставляла мой желудок урчать, будто от голода.

Антон ушел от темы крепостничества и опёрся костяшками на стол. На его лоб упала

прядь, напоминая о том, как в пути его волосы развивал ветер. Я спала в одной комнате с

этим человеком. И, когда я задремала в тройке, он положил на меня одеяло своей матери.

Будет ли это государственной изменой, если я не предам его?

Я смотрела на принца так, как и в тот день, в тройке, когда он помог мне смирить

волнение аур людей на площади. Я не могла оторвать глаз от его профиля. Едва заметные

тонкие морщины в уголках глаз говорили о том, что он всё-таки иногда смеётся, а

небольшая родинка на переносице. Казавшаяся несовершенством, была моим любимым

местом на его лице. Каким-то образом она делала его моложе, скорее как парня, нежели

как мужчину, который играл немаловажную, но навязанную ему политическую роль.

Искра непонятного чувства мелькнула в моём животе и окутала теплом меня всю: от

пальцев ног до кончиков ушей. Лучи солнца проходили сквозь облака и отражались на

лице принца почти незаметной радугой. Пылинки летали вокруг него так, будто были

золотом.

– Империя поработила крестьян. Они остаются крепостными уже более пяти веков, -

сказал Антон. – За последние пятьдесят лет число крепостных увеличилось до четверти

населения. Это не только бесчеловечно, но и представляет для нас угрозу бунта.

Казалось, Антон потерял нить повествования, когда понял, что я наблюдаю за ним, от чего

мой позвоночник выпрямился и стал ровнее, чем стрела. Тепло внутри снова разошлось

по всему телу, будто огонь, который невозможно было приручить или остановить. Он

чуть нахмурился, уголок его губ дрогнул, но он откашлялся, понимая, что теперь на него

обращен взгляд Валко.

Замирая, я посмотрела на императора, пытаясь отыскать в его взгляде хоть что-то нежное, но его палец отодвинулся от реки. Я сглотнула.

– Повтори-ка, как тебя зовут, - он обратился ко мне. Все его советники повернулись ко

мне, будто только что поняли, что я нахожусь в этой комнате.

– Соня Петрова, - руки скользнули по бёдрам.

– И как тебе здесь, Соня? Нравится?