Никто из них не говорил ни слова, пока дверь кабинета не закрылась за ними, и Рейгар не дал ей шанса. Он хотел произнести свои слова до того, как успокоится его гнев и он уже не сможет ясно дать ей понять, как сильно она разозлила его.

— Я думал поговорить с сиром Джейме или твоим братом, чтобы потребовать объяснений, — сердито начал Рейгар, выпрямив спину и став ещё выше. Она стояла по другую сторону стола, сохраняя расстояние между ними, и так же сердито на него смотрела. — Но мне ясно, что никто не виноват, кроме тебя самой.

— И ты совершенно прав, — парировала она, упрямо сжав челюсти. — Я солгала им, когда сказала, что написала тебе.

— Как свободно ты признаёшься в лжи и предательстве! — воскликнул он, хлопнув по столу и наклонившись вперёд. — Ты приезжаешь на Север по моей милости, на земли твоего брата и под присмотром сира Джейме, и ты решила обмануть нас всех!

— Так нужно было, — загадочно ответила она с суровым взглядом серых глаз.

— Я — твой муж, — прошипел он. — Этот ребёнок внутри тебя — моё семя, и как только оно укоренилось, ты должна была написать мне. — Это было, возможно, жестоко, но он затем добавил: — Он мой, не так ли? — Он сказал это, чтобы вызвать реакцию, но вместо этого она обдала его ледяным взглядом.

— Меня ранит то, что ты спрашиваешь такое, — прямо сказала она, обнажив зубы.

— И всё же я спрашиваю об этом, поскольку, кажется, я ошибался в том, чтобы доверять тебе. — Слова Серсеи отозвались в его голове. — Неужели ты столь мало почитаешь меня? Неужели я был слишком добр? — В ответ на её молчание в нём вспыхнула ярость, и на мгновение глаза ему застило красным. — Испорченная! Меня поражает, как я мог взять в жёны такую, как ты. Я устал быть добрым к тебе…

— Добрым! — усмехнулась она, и в её глазах тоже появилась злость. — Был ли ты добр, оставив меня рожать в башне одну? Был добр, когда привёз в Королевскую Гавань и ни разу не помогал мне приспособиться? Был ли ты добр, позволив пятерым моим детям быть похороненными без всякого расследования, а потом не смог увидеться со мной, когда я потеряла наше последнее дитя? Милорд, ты не был добр. Ты сместил меня и женился на другой, а сейчас у тебя хватает наглости привезти её сюда, в мой дом…

— Довольно! — крикнул он, заставив её замолчать. Он видел, что она задохнулась своей тирадой и использовал это, чтобы заговорить самому. — Ты — моя жена, и отвечаешь передо мной. То, что ты сделала, совершенно непростительно. — Лианна отвернулась от него, опустив подбородок к плечу. Он увидел красивый кусочек её белой шеи, который закрыли упавшие на него каштановые локоны. Внезапно обессилевший, Рейгар застонал и наклонился вперёд, положив руки на стол. Корона на голове вдруг показалась ему невероятно тяжёлой; он снял её и опустил рядом. Рейгар провёл рукой по лицу и снова посмотрел на свою жену.

Он любил её, когда она была беременна. Нет, он всегда её любил, но тогда особенно. Она источала восторг, и её слоновой кости кожа почти светилась. Она была гораздо менее защищённой, её сердце было открытым и свободным, она чаще улыбалась. Боги, она была ужасно весёлой и интересной, когда хихикала и трещала над каждой мелочью, и всегда тянулась к нему ночью своим голодным ртом. В дни, когда она была более смирной, она была милой или невыносимо грустной, но в любом случае она обращалась к нему за вниманием и утешением, которые он всегда рад был ей дать. Хоть эти прелести и уменьшались с каждой последующей их трагедией, он по-прежнему любил эти времена, когда они возникали. Вместо этого Рейгар упустил восемь лун совместной радости со своей ставшей почти чуждой женой.

— Зачем? Зачем держать это в секрете от меня? — проскрежетал он, пытаясь сохранить в голосе силу. — Разве ты не думала, что мне хотелось бы, чтобы ты была рядом со мной? Заботиться о тебе, как я люблю делать? — Она не повернулась к нему, её глаза оставались устремлёнными в пол.

— Мне нужно было доказать, что я всё ещё могу это сделать, — тихо сказала она. — Я хотела показать тебе, что я всё ещё могу дать тебе детей, только не в Королевской Гавани. Королевская Гавань — яд.

— Я устал от этого оправдания, — с горечью заметил Рейгар.

— Это правда! — лихорадочно воскликнула она, обращая свой взгляд к нему. Он увидел в нём какое-то злое отчаяние, какое бывает у отвергнутой женщины. — Клянусь тебе, этот ребёнок выживет, и это потому, что я далеко от этой гадючьей ямы.

— Эта гадючья яма — мой дом, — резко заметил он. — И твой тоже.

— Не мой, — яростно сказала она. — Не мой.

Рейгар заскрипел зубами. Он предпочёл не останавливаться на этом вопросе и двинулся дальше.

— Мы уже говорили с великим мейстером. Он сказал, что дело в твоём чреве и твоём теле, а не месте нахождения.

— И всё же моё чрево быстро принимает твоё семя. Я не доверяю этому великому мейстеру. Я знаю, что в столице есть какая-то сила, которая ненавидит меня…

— Довольно! Я больше не буду слушать эту детскую чушь, — воскликнул Рейгар, выпрямляясь и вставая во весь рост. Он подошёл к её стороне стола, но сохранял несколько футов между ними. — Иди сюда, — тихо сказал он.

Она не подчинилась. Она опустила глаза вниз, уставившись в пустоту; ноги словно приросли к месту. Всё такая же упрямая.