Она по-прежнему не смотрела на него, но лицо ее и голос были спокойны.

– Вот как? Рады?
– выдохнул он.
– И кто же этот ваш жених, господин Пышкин, что вы предпочли его мне?

– Добрый, хороший человек. Старинный друг папеньки.

– Ах, вот оно что! Добрый, хороший человек! Настолько добрый и хороший, что вы сочли возможным играть со мной, чтобы вызвать в нем ревность и тем самым подтолкнуть к действиям?

Варя усмехнулась и промолчала. Гешвенд скрежетнул зубами и в два шага переместился так, что закрыл ей вид на море собою.

– Иной причины тому, что было между нами, я не нахожу. Отрицайте, если я не прав, Варвара!

– Вы не вправе требовать от меня объяснений, - сказала она и подняла голову, посмотрев ему в лицо.

Он коротко и зло хохотнул. Глаза его сверкнули и обманчиво мягким тоном он проговорил:

– Несколько недель тому назад я был вправе делать многое, чего обыкновенно мужчинам женщины не позволяют.

– А после я передумала.

– Что?
– опешил штабс-капитан.

– Вы непонятливы. Мне надоело. Так отчего вы не оставите меня в покое?

– Оттого что я люблю вас!
– выпалил Гешвенд и замер с открытым ртом, в ужасе осознавая, что сказал в эту минуту... правду.

– Ваше поведение оскорбительно!
– ее вскрик заставил его вздрогнуть.
– Прекратите, наконец, преследовать меня и приносить свои глупые цветы.

Она вскочила, резко развернулась и, не оглядываясь, побежала в рощицу. А он так и стоял, глядя ей вслед, то открывая, то закрывая рот, похожий на рыбу, выброшенную на берег. И пытался свыкнуться с безумной мыслью - он любит ее. Он любит - впервые в жизни.

Пассаж двенадцатый. Подвязка

Если бы Варвара Львовна Игнатьева могла предположить, что приглашение на чай к княжне Щербатовой обернется самым настоящим приемом, она, конечно же, осталась бы дома. И уж тем более не пришла бы сюда с господином Пышкиным, почитавшим отныне своим первейшим долгом всегда и везде сопровождать невесту.

Но княжна никогда ничего не делала наполовину, потому «прощальное чаепитие» перед ее отъездом в Петербург оказалось заметным событием в их провинциальной жизни. А титулярный советник Пышкин оказался на редкость настойчив.

Теперь же мадемуазель Игнатьевой оставалось только вздыхать, слушая Его благородие, севшего на своего излюбленного конька, и стараться ничем не выдать собственной растерянности происходившим.

– Вы слыхали, что отечественными спиритуалистами объявлена подписка по сбору денег для приезда одного весьма сильного медиума из Франции? Говорят, он часто общается с духом герра Месмера. Я лично дал семьдесят пять рублей. А фотографии мистера Слейтера вы видели? Только представьте: сейчас вокруг нас витает пара-тройка духов!

Выслушивая бессчетный раз его тираду, Варя сама готова была стать невидимым духом и упорхнуть из комнаты на свежий воздух.

– Один из них как раз сейчас уселся вам на плечо!
– донесся мрачный голос штабс-капитана Гешвенда с другого конца гостиной.

Варя нашла его глазами среди гостей и сердито нахмурилась.

«Любит он!
– обиженно думала она.
– А сам даже не смотрит! Духов на плече Пышкина разглядывает! Все обман, ни слова искреннего. Готов говорить что угодно, только бы спор выиграть».

Помимо прочих допущений, ежели бы она знала, что Гешвенд будет здесь, у княжны, не пришла бы тем более. Теперь бежать было поздно. Да и Натали непременно обиделась бы.

– А второй стоит за вашей, Максим Максимыч, спиной, - съязвила, меж тем, княжна.
– Более всего на свете они любят развенчивать убежденности скептиков. Кирилл Матвеевич, продолжайте, очень интересно.

Варя старалась не слушать, в ужасе понимая, что теперь господин Пышкин не уймется. Он, если к его увлечению не проявляли ровным счетом никакого интереса, мог говорить о духах часами. А уж если его поощрить!

– Ужасный, ужасный, ужасный Гешвенд, - ворчала Натали, оказавшись возле Варвары.
– Если бы я знала, что Мишель его притащит, запретила бы приходить обоим! Вообразите, неделю пил беспробудным пьяницей. На учения не являлся, командование трижды вызывало - не пришел. Гладышев его велел холодной водой окатить, все бутылки из квартиры изъять и перевести в казарму от греха подальше. Судом грозил, говорят.

Терпеливо дождавшись окончания тирады, совершенно побледневшая Варя болезненным голосом проговорила: