– Наталья Александровна, вы не обидитесь, если я уйду? Мигрень разыгралась, сил никаких.

– Господи, да что с вами, милочка?
– обеспокоенно спросила Натали.
– На вас, и впрямь, лица нет. Идемте-ка, побудете одна. Раньше, чем вам легче станет, никуда вас не пущу. Сейчас я разыщу нюхательные соли...

И Варя послушно поплелась за княжной в небольшую гостиную на другом конце дома, где расположилась в удобном мягком кресле, подложив под голову думку.

– Я предупрежу вашего жениха, что увела вас, - продолжала щебетать неугомонная Натали.
– Быть может, прислать к вам мою горничную? Она поможет, если вам что-то понадобится.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, - пробормотала Варя.
– Я побуду здесь в тишине, и все как рукой снимет.

– Да что же это с вами такое? Это нам, жителям севера положено маяться болями всех возможных органов. Но здесь, у моря, где ноябрь совсем не ноябрь... Не пугайте меня, Варенька, будьте здесь, сколько вам нужно. Позднее я загляну к вам.

С этими словами Наталья Александровна выпорхнула за дверь.

Варя лишь вздохнула и прикрыла глаза. Голова, и вправду, нещадно болела. И еще очень хотелось домой. Запереться в своей комнате ото всех. Совсем-совсем ото всех. В особенности от Пышкина. И еще более от штабс-капитана.

Но штабс-капитан, действительно пивший всю последнюю неделю хуже сапожника, невзирая на увещевания денщика и ворчания князя Щербатова, хотя и не отданный под суд, был в корне не согласен с мадемуазель Игнатьевой относительно того, как ей следует проводить свой досуг. Спустя несколько минут после того, как Наталья Александровна покинула малую гостиную, дверь снова скрипнула, и он вошел в комнату.

Он был бледен и выглядел уставшим.

«Пить меньше надо!
– бушевал полковник Гладышев, приводя штабс-капитана в чувства.
– Хуже дитя малого! Ох и подкинул мне Петр Михайлович задачку, низкий ему поклон!»

Гешвенд не отвечал, сидя на пеньке во дворе домика, куда был расквартирован. Его уже дважды окатили холодной водой. И он готовился к третьему заходу. Потому что протрезветь так и не выходило.

«Скорей бы тебя домой забрали, что ли!» - раздосадовано бросил полковник и махнул рукой. Где ему было понять, что штабс-капитану, в сущности, все равно здесь или дома. Везде был бы один и тот же исход - он влюбился в женщину, которая собиралась стать женой другого мужчины. История стара, как мир. Но его весьма озадачила.

– Что же вы делаете, Варя?
– мягко произнес Гешвенд, глядя на ее тонкое лицо, в котором теперь, казалось, не было ни кровинки.

Она открыла глаза и посмотрела на офицера.

– Отдыхаю, коль вы сами этого не заметили.

Гешвенд мотнул головой, и на лице его появилась улыбка. Совсем другая, чем прежде - горькая, почти обиженная.

– Вы же не любите своего спиритуалиста. На кой черт вам сдался этот брак?

– Вам-то какое дело?
– разгневанно спросила Варя.

– Я уже говорил вам, что мне есть дело.

– Я знаю, в чем состоит ваше дело!

– А я знаю, что вы зачем-то разыгрываете глупый спектакль. Я не видел в ваших глазах никакого расположения к жениху. Не видел, Варвара Львовна! А потому отступаться не намерен. К черту Пышкина. Я люблю вас!

– Вы лжете!
– она поднялась из кресла и встала перед ним с воинственным видом.

– Не лгу. Я люблю вас. Про такое не лгут.

– О чем угодно лгут. Первее всего - когда норовят выиграть пари.

Она приподняла кринолин. В пене кружевных юбок мелькнула острая коленка в белом чулке, и еще через мгновение холодные пальцы вложили в руку Гешвенда бархатную подвязку.

– Что станет вашим выигрышем?
– спросила она звенящим голосом.

Несколько кратких мгновений он сжимал и разжимал в ладони кусок ткани, не в силах оторвать взгляда от ее лица и не веря себе в том единственном, что все происходящее не дурной сон. А потом, наконец, проговорил, с трудом разлепив губы:

– Откуда вы...

– Вы не отрицаете, - усмехнулась Варя.
– Так какую цену вы мне назначили?

– Мой Ветер...

Она кивнула и, словно придя в себя, бросилась прочь из комнаты. Он замешкался всего лишь на несколько мгновений прежде, чем помчаться за ней. Но и того хватило, чтобы стало поздно. Варя стояла возле Натали. И здесь, среди людей... невозможно...

Теперь количество гостей сыграло ей на руку. Она незамеченной вышла из гостиной, а потом и из дома. Во дворе, воспользовавшись наступившей темнотой, быстро стянула спадающий чулок и, подхватив юбки, почти бежала до своей улицы.

Пассаж тринадцатый. Судьбоносный для Ветра

Он смотрел ей вслед с крыльца. Видел все. Как она остановилась посреди двора, как скинула чулок. Как обула ботинок обратно на ногу. В это мгновение к горлу подкатил гадкий горький ком, в котором он с удивлением узнавал чувство вины. Такой вины, от которой никогда не скрыться. Хотел бежать за ней. И бежать не мог. Никогда прежде не задевало его так чужое горе. Быть может, оттого что это горе и его тоже - одно на двоих.