– Кроме белок, здесь могут быть и другие зрители, - чуть слышно прошептал штабс-капитан.

Варя сделалась совсем пунцовой.

– Я, верно, не знаю, какой вы...

– Узнаете, - подмигнул он ей и снова подставил локоть.

В этой осени все казалось замечательным. Особенно то, что по выбранным дорогам идти можно было не останавливаясь.

Пассаж седьмой. Примерка

– И вы знаете, Варенька, в конечном счете, выйдет все же по-моему. И папенька о том знает не хуже меня. К чему только препираться?

Модистка кивнула. Уже во время примерки, Варе вдруг пришла в голову мысль иначе собрать рукав платья. И теперь она делала быстрый наметочный шов, чтобы посмотреть, как выйдет. Она рассеянно слушала княжну, без умолку щебетавшую сначала о некоторых светских новостях, теперь об Италии. Варе под мелодичный рассказ удобно мечталось о серых глазах и приятном голосе милого ее сердцу штабс-капитана.

– Словом, решено. По окончании сезона я всенепременно еду во Флоренцию. До самой следующей осени. Отец настаивает, конечно, на том, что я вполне могу до того времени выйти замуж. Но тогда это будет свадебное путешествие, что, согласитесь, Варенька, было бы прекрасно.

– Прекрасно, - послушно повторила Варя, отрезая нитку.
– Свадебное путешествие - мечта любой барышни. Давайте примерим, Наталья Александровна.

– Давайте, давайте, - закивала Натали, отставила чашку с чаем на столик и вскочила с кресла.
– Милый братец уже почти собирает мои вещи. Ждет не дождется, когда я уеду.

– Мне казалось, у вас с ним добрые отношения, - сказала модистка, закалывая ткань булавками в местах, где после будут пуговицы, и расправляя складки на рукаве.
– Как? Вам нравится?

– Очень нравится. Только вот поглядите, здесь, у бедер, ткань чуть топорщится. А что до Мишеля, так у нас прекрасные отношения. Но, как всякие брат с сестрой, мы не можем долго выносить друг друга. Он чувствует ответственность за меня. А я не чувствую себя способной ему этого позволить.

Варя кивнула. Будучи занятой упрямо топорщившейся тканью, она не ответила. Да и что она могла ответить? Брата у нее не было, как, впрочем, и сестры. Но, кажется, она бы вовсе не отказалась позволить, чтобы за нее чувствовали ответственность. Если бы только это был не брат, а один молодой человек, из-за которого мадемуазель Игнатьеву все чаще мучила бессонница, заставляя надеяться, что однажды она услышит признание не только в симпатии к себе.

Но по утрам она вставала с постели в твердой уверенности, что столичный офицер не станет связывать себя с простой модисткой. И уже к обеду снова верила в искренность его привязанности.

– Помимо прочего, я стесняю его, - продолжала излагать свою витиеватую мысль княжна.
– Длительное пребывание всегда стесняет. И этот его Гешвенд! Признаюсь, я удивлена их дружбой. Никак не думала повстречать этого господина здесь, а как оказалось, его сюда перевели за самую глупую проделку. В нынешнюю весну он скомпрометировал одну из фрейлин Ее Величества, вообразите! И стрелялся с ее братом. Пристрелил белку. На дуэли, говорят, довел своим шутовством бедного господина Замятина до такого гнева, какого тот прежде никогда не обнаруживал. Несчастный, он ведь и мухи не обидит. И отец у них - человек уважаемый, при должности - товарищ министра юстиции. Впрочем, ему и должность самого министра прочат.

– Вот как, - ровно проговорила Варя, сосредоточенно глядя на нитку с иголкой. Шов выходил кривой.

– И вы полагаете, на этом Гешвенд остановился?
– хмыкнула Наталья Александровна.
– Какое там! Куролесит и здесь. Совершенно случайно от любезного братца я услыхала, что они заключили со штабс-капитаном пари на некую особу, чьего имени при мне не назвали. Гешвенд бахвалится тем, что к зиме барышня влюбится в него. И в подтверждение тому обещает явить подвязки ее чулок. Ужасная гнусность! И как только Мишель поддался этой низости? Варенька, ну вы поглядите - такие крупные стежки!

Мадемуазель Игнатьева сделала глубокий вдох и подняла голову. Лицо ее было несколько бледнее, чем обычно, но княжне было не до наблюдений.

– Нет, Ваше Сиятельство. Это временный шов. Не беспокойтесь пустяками.

– Да?
– брови Натальи Александровны чуть приподнялись, но она тут же вновь защебетала: - А может быть, все же пряжку не серебряную, а золотую? Я такую милую видела у Дайбера!

– Перламутровые пуговицы будут излишне вычурными для этого платья, - ответила невпопад модистка.

Пассаж восьмой. Заскучал орел…

Дурное настроение штабс-капитана Гешвенда в полку успело достаточно приесться. Непривычно было видеть хмурое выражение на его обычно спокойном лице. Причем не просто спокойном, а прежде вполне себе жизнерадостном. Теперь же почти неделю Максим Максимыч бродил мрачнее тучи.

«Заскучал орел», - заявил однажды полковник Гладышев своей супруге.

Она в который раз поджала губы да ответила: «Не все же орешки щелкать».