Достала из подвешенного к потолку от мышей плетёного ларя берестяной короб с зерном,

сухари, орехи, сняла с гвоздя флягу, набросила на плечи беличью хурку и покинула дом.

У порога Мрита остановилась и осмотрелась. В посёлке, разумеется, уже никто не спал, но

никого из оленей она не заметила.

Тем лучше.

Она обошла землянку и заглянула под крытый соломой навес, где стояли птичьи клетки.

Пара щеглов, один вяхирь, пойманный три дня назад рябчик, старый, очень злой и кусачий

ворон. Насыпав птицам просо из короба, и долив в поилки воды, угостив ворона крупными

личинками берёзового жука, Мрита снова огляделась. Никого. Тогда олениха сунула руку

под клетку. Пальцы сразу же нащупали знакомую промасленную тряпку. В который раз не

устояв перед соблазном, Мрита развернула её.

Старый охотничий нож с длинным, в две ладони, прямым клинком, вполне мог сойти и за

боевой. Узнай Арес, с какими игрушками возится его младшая сестра... Дубовая рукоять

удобно лежала в руке. Мрита спрятала нож под хурку, захватила холщёвый мешок, на случай

если попадутся горлицы и направилась к воротам. У колодца она задержалась, наполняя

флягу.

Со стражником ей повезло. Белохвостый олень Галар в последние два месяца интересовался

лишь бурном из ежевики и молодой оленихой Неллой, из довольно зажиточного рода Гора.

Поджарая долговязая сирота его не привлекала.

– Опять за птахами?
– равнодушно спросил олень и почесал ещё покрытые тонким бархатом

рога.

– Опять.
– призналась Мрита.

– Арес знает?

– Конечно!
– солгала олениха.

Галар сделал вид что поверил, снова почесал рог, и с усилием сдвинул запиравший ворота

засов.

– К ночи вернись!
– строго сказал он.

Мрита беспечно отмахнулась и, поправив лямки мешка, лёгкой бесшумной походкой

направилась в низину. Проводив глазами мелькнувший в тёмном ольховнике её белый хвост,

Галар запер ворота, мощным щелчком прибил севшего ему на нос комара и отправился спать

под навес.

Перебравшись по упавшей осине через ручей и обойдя болотце, Мрита покинула

неприветливую, кишащую комарьём низину и очень скоро вышла на знакомую тропу,

ведущую сквозь густой орешник. По пути олениха срубила себе прочную орешину локтя в

четыре длиной. Очистив орешину от коры, Мрита заткнула её за пояс, убрала нож и

прислушалась.

Тихая, прозрачная по осени роща всегда пугала её.

Вон и старая кривая берёза над оврагом. Тем самым оврагом.

"Не будешь слушаться - нукарх заберёт".

Пёстрый дятел пролетел над Мритой и примостился на кривой ствол страшного дерева.

Ковырнул его клювом, затем выбил короткую звонкую дробь. Стряхнув с себя оцепенение,

Мрита свернула с тропы и направилась на восток, к дубраве.

Когда роща скрылась за склоном холма, оленихе стало заметно легче, как будто она клетку

ворону почистила, а он ей пальцы клювом не раздолбил.

Разувшись и подвернув сакаши, олениха перешла в брод мелкую речушку, взобралась на

скользкий после дождя глинистый берег и оказалась в долине Пяти Холмов.

Мрита побежала.

Свежий утренний ветерок забрался за ворот салакаша, ласково гладил её бурый мех, трава

ласкала двупалые ступни. В низине Мрита выхватила из-за пояса струганную орешину и на

бегу ловко срубила ею высокий стебель рогоза. Затем другой. Третий. Подыхай проклятый

нукарх! И ты! За Хортаг!

Усталость нагнала олениху на опушке дубравы. Изрубив "мечом" последнего "нукарха",

Мрита перехватила орешину как дротик и, взвизгнув от натуги, метнула её в растущий шагах

в двадцати старый дуб. Врезавшись в могучий ствол, палка с треском разлетелась надвое, а

довольная собой Мрита перешла на шаг.

Мышиный камень. Большой валун с незапамятных времён гревший здесь свои шершавые

бока, поди помнил эту дубраву ещё молодой порослью. Мышиным его прозвала Мрита из-за

обилия мышиных нор у подножия. Сняв с плеч мешок, олениха забралась на валун,