Шрифт:
– Но, товарищ старший лейтенант вы же мне разрешили.
– А, это ты инвалид у нас? Ну ладно, надевай тапки, и иди, маршируй со всеми!
И это только полбеды: построил шеренгу этот старлей и говорит:
– Так! А теперь, все кто в тапках - шаг вперёд!
Вышло 7 человек.
– Вот, ребята! Эти инвалиды уже не могут маршировать! А из-за них вы сегодня не идёте на курилку.
Любви и понимания я не услышал среди нагрянувших выкриков. А во время обеда, как только он рявкнул, чтоб мы начинали приём пищи, я стал очень быстро поглощать содержимое тарелок.
Столик был накрыт на шесть человек, как и на распределительном пункте, но здесь ещё оперативно назначали дежурного по столу, который должен был остальным рассыпать еду из казанов и кастрюль, что находились на краю каждого из столов и торопиться съесть как можно больше, ведь силы здесь понадобятся, как никогда.
Я так увлёкся поглощением пищи, что и вовсе не уследил, как кусок жёсткого мяса попал на больной зуб. На этом и закончил приём пищи, остальные две минуты я тихонько сидел за столом и пытался совладать с безумно-мучительной, импульсной болью.
Чёрт возьми! А ведь в военкомате, когда я проходил кабинет стоматолога, в моём личном деле, он, похлёстывая себя гордостью и значимостью, корявым почерком написал: "годен". Ещё раз вспомнил, насколько ненавижу таких врачей.
После того горького обеда я сидел в казарме и зубрил военный устав, а остальные маршировали на улице. Ещё, пользуясь свободным временем, я корректором написал свои инициалы на одном из карманов бушлата, чтобы быстрее находить его среди остальных в общем шкафу. С шапкой проделал тот же фокус! Ох, не любил я неопределенности! А тем более, если их можно было избежать. Ещё в детстве я взял за правило главное кредо Филлиса Фога - "не грозят тому страданья, кто продумал всё заранее".
И, бьюсь об заклад, что благодаря этому я и лишал проблем всяких возможностей даже заставить меня подумать о том, что они есть где-то на горизонте моей жизни.
Учить устав было невероятно сложно, ведь все мои усилия и остатки внимательности пытались задавить неутихающую зубную боль. Цепочкой инквизиторской боли продолжила неприятные ощущения моя голова, а с этим почти сразу пропало всякое желание фокусироваться на чем-либо, помимо попыток усмирить нахлынувшие болезненные ощущения.
Уже спустя час я стал чувствовать нечто странное с правой частью лица. Подошёл, как в тумане, к зеркалу, что висело напротив тумбочки дневального. Женька знал, что со мной происходит что-то ужасное, но я, придерживаясь из последних сил своего правила нежелания жаловаться на своё здоровье и свою жизнь, не рассказывал ему про это. В зеркало глянул и обомлел. Начинался флюс.
"Только не это!" - опечалился я, воспроизводя в голове последние встречи со стоматологом.
– Что с тобой, Дим?
– услышал я сзади.
– Жень, ничего особенного, - кинул ему вслед я и метнулся на первый этаж, продолжив уже про себя:
"Петросян! Прости, друг! Не до тебя сейчас!"
Нахлынувшую проблему нужно было решать! И немедленно! Спустившись на первый этаж, я ринулся к кабинету фельдшера, но тут же был остановлен неизвестным мне майором.
– Солдат! Ты куда направился?
– Я... мне к фельдшеру нужно!
– Зачем?
– У меня флюс. Нужно болеутоляющее выпить!
– Что? Кругом!!! Шагом марш в расположение!
– Но, у меня болит зуб! Неужели не ясно???
– Солдат! Кругом!!! Ты не понял? Иначе вмиг вылечу!
Что делать? Я отправился обратно. Та горечь от несправедливости отравляла моё сознание и вовсе под вопрос ставила весь смысл моего нахождения в А1666. Неужели это проделки Ангела-Хранителя, который заглядывает через плечо из глубин бесконечности?
Я сел на табуретку, проигнорировав любопытство Женьки, и стал размышлять.
Просидел я, будто в трансе, около двух часов. Сержант Сергеев бегал сегодня, как ошпаренный. Готовился к еженедельным стрельбам, что должны были начаться через четыре дня. Возможно, поэтому меня никто и не замечал. Но, забежав в казарму за планшетом с конспектами и незначительными документами, он на миг остановился и удивлённо глянул в мою сторону.
– Лавренёв! Ты почему здесь сидишь? У вас сейчас урок "Тактического нападения".
– Меня капитан Овчарук отпустил!
– Овчарук? А что с тобой?
– А что, не видно? Флюс у меня! А всем наплевать! Лишь бы в воинской части ЧП не было! Да?
– Подожди. Флюс?
– заулыбался сержант.
– А я думал, что ты конфету сосёшь!
С этими словами сержант опять заметушился и, схватив плоскую сумку с прозрачным верхом, выбежал из расположения.
Я в растерянности.
"Конфету сосу???" - пробормотал я, повторяя ехидную фразу сержанта.
И что это прозвучало? Нота легкомыслия и равнодушия? Не ожидал я подобной пули в упор, снабженной остротой коварства.