Шрифт:
– Теперь понял?
– обиженно вел монолог доктор, - Эта жидкость перешла уже на челюсть! Ещё неделя и тебя в живых бы не было! Я спас тебя! И что слышу? Убийца???
– Спасибо, доктор!
– задыхаясь от собственной истерики, проговорил я.
– Тебе плохо?
– заметил он.
– Не знаю... Мне нехорошо.
– Может, нашатырь?
– обеспокоенно спросил врач.
– Нет, не надо. Не люблю нашатырь!
– Да у тебя, похоже, кардиомиопатия! Ты как вообще в армию попал, сынок?
– Кардиолог сказал, что я годен...
– чуть слышно пробормотал я и закрыл глаза.
– Эй, Лавренёв, ты чего? Что с тобой?
– Глаза... сами... закрываются...
– Тамара Львовна!
– крикнул врач.
Раздосадованная женщина цокнула от недовольства языком, ведь её вновь отвлекали от просмотра любимого сериала, и помогла врачу перетащить меня в другой конец кабинета и уложить на кушетку.
– Несите нашатырь!
– скомандовал врач.
– А где он?
– В стеклянном шкафчике. Скорее!
От запаха хлористого аммония, я невольно выдохнул и, прокашлявшись, открыл глаза. Передо мной стояла испуганная женщина и погружённый в свои мысли пожилой врач.
– Ну? Пришёл в себя?
– пробормотал он, скрестив руки перед собой на уровне груди.
– Похоже, что да...
– растерянно ответил я.
– Ну, Лавренёв, похоже, ты и здесь поднял на уши всех! Что ж ты такой непоседливый?
– Видать, будет великим начальником, раз так легко подчиняет столько людей.
– Ну, Тамара Львовна, какой начальник? Он даже такие проблемы с трудом переживает. Ничего из него не вырастет! Отправить нужно его к родителям, пусть живёт у себя там!.. Кстати, Тамарочка, напишите ему диагноз и рецепт.
– Да, сейчас.
С этими словами, врач снова вымыл руки и ушёл в соседнюю комнату, а я присел на кушетку, заливаясь горькими слезами и меланхолическими мыслями. "А что, если и вправду из меня ничего не вырастет? Ну почему они так говорят? Ведь они меня совсем не знают... Боже, за что мне всё это? За что?".
Подобные мысли меня убивали, сердце безудержно выскакивало из груди, жить и вовсе не хотелось. Уныние, меланхолия, задумчивость и забвение - стали единственными картами в рукаве моего бушлата, греющие кисти дрожащих рук.
Но тут я почувствовал чьё-то прикосновение. Хотелось испугаться, но все эмоции давно закончились. Слева от меня уселась женщина и опечаленно глядела в мою сторону.
– Дим, не переживай. Всё образумится, - сказала она.
– Вы откуда знаете моё имя?
– удивлённо глядел я на эту женщину, не понимая происходящего.
– Не важно. Главное, что всё позади. Дим, у моего сыночка, а он уже в третьем классе, тоже был флюс. И мы выкарабкались! А ты - уж и в помине. Сейчас врач мне даст рецепт, выписанный тебе, и я куплю всё, что посоветует доктор.
– Я не нуждаюсь в вашей помощи!
– тут же отчеканил я.
– Перестань, Дима! Я добра тебе желаю! Кстати, вот! Держи!
Я глянул на её руку, в которой крепко сжимались 20 гривен. Переведя взгляд на женщину, показавшуюся странной своей добротой, я всё же наотрез отказался брать деньги. Но, видать, "отрез" у меня не такой убедительный, поэтому она продолжала:
– Прекрати! У тебя ведь нет денег!
– Но, откуда вы...
– Бери!
– тихо произнесла она, всунув мне в руку новенькую купюру. Изображённый на ней Иван Франко напомнил мне вновь:
"Боже, що за дивний свт,
Що за переверти!
Чи смятись, чи жалть,
Чи просити смерти?"
Она оставила меня наедине с этими мыслями, а немного погодя, на журнальный столик, у кушетки, положила кулёк с лекарствами. Это меня удивило ещё больше.
"Значит, она мне не причудилась?" - изумился я.
– Зачем вы мне помогаете?
– Не важно, Дим. Крепись там, солнце! Мы ещё увидимся! Совсем скоро!
С этими словами она встала, испарившись среди угнетающей обстановки моей новой жизни.
Я не заметил, как она вошла и как вышла, ведь двери были закрыты на замок. А последняя фраза и вовсе заставила меня задуматься.
"Мы ещё увидимся? Когда? И что это за женщина? Неужели волшебница..."
Так или иначе, я спрятал деньги в карман, и, держа в руках кулёк с лекарствами, привстал и медленно прошёл в соседнюю комнату, где о чём-то мило болтали стоматолог и его помощница.
– Очухался?
– заприметив меня, спросил стоматолог.
– Да... вроде. Голова кружится...