Я лёг в постель и потерял сознание. Кто-то будил меня, запихивал болеутоляющее. Лежа на спине, я, едва сдерживая тяжёлые веки, сквозь туман смотрел на мерцающую лампу и слушал шум в голове. Являлись разные силуэты, услужливо приносящие воду и делающие примочки на горящий лоб.

Непослушно лились слёзы, пропитываясь в уголки пододеяльника и увлажняя подушку. Было больно, хоть и не настолько, чтобы им появляться, стекающим по щекам и делая влажным пододеяльник. Помню, мелькали силуэты Казистого и Сергеева, которые встревоженно брали меня за руку, оповещая о том, что в аптеке не было болеутоляющего. Помнится, слышал я и за фельдшера, которого из-за меня вырвали из собрания. Врач, хоть и бубня разную субъективную ересь, вызвонила стоматолога, но тот сможет принять меня лишь завтра, к часу дня.

Именно в тот момент я и узнал о сержанте Дедове - молодом солдате контрактной службы. Казалось, он опекал меня, как родного. Также сержант отселил моего соседа по койке и тут же приподнял мою тяжёлую голову.

– Дима, слышишь меня? Ты только успокойся! Терпи! Завтра мы тебя сводим к стоматологу! Я буду лежать рядом! Слышишь? Справа от тебя! Если вдруг тебе станет хуже - буди меня! Понял? Даже посреди ночи!

Больше я ничего не помню. Глаза закрылись. Снилось и вовсе что-то необъяснимое.

За окном шёл дождь. Над соломенной крышей украинской мазанки нависли тёмно-серые тучи. Рядом шумели округлые листья осины, ломались сухие ветки. Вооружившись пистолетом, я гонялся по дому за двумя семилетними детьми. Я отчаянно пытался их пристрелить. Моим братом по оружию оказался мой давнишний друг - Федот. Преследуя ту же цель, что и я, он дёрнул меня за плечо и сказал, что бежит на кухню. Не успел я понять его замысел, как он уже скрылся среди множества комнат огромного частного дома.

Делать нечего, я кивнул так, невзначай, для порядка и побежал разыскивать второго ребёнка. Нервы были на пределе, а висок, что у левой брови, дёргался, как прицел после выстрела. И тут слышу, как на кухне начали падать кастрюли, а чуть погодя, раздался громогласный выстрел. С тем всё и умолкло.

"Всё закончилось!" - подумалось тут же.

Стягивая с рифленой подошвы вязнущее чувство страха, я зашёл на кухню и обнаружил на полу, на дорогом линолеуме, замертво лежащего одного из убегавших детей. А моего напарника уже нигде не было. Немного замешкавшись, я продолжил гоняться за вторым. Мальчик с красивыми голубыми глазками и пухлыми щёчками, покрытыми веснушками, пытался убежать, стреляя вслед из подобного пистолета. Пули свистели мимо, так и не попадая. А я, в свою очередь, на ходу стрелял в него. И где-то у крыльца, под проливным дождём, он развернулся и, бросив пистолет, пристально посмотрел на меня. С его мокрых волос капли дождя стекали по лицу вниз. Я нацелил на него дуло пистолета и медленно стал подгибать указательный палец, что крюком согнулся на уродливом спусковом курке.

– Папа!
– внезапно крикнул он, пустив с детских глаз стеклянные слёзы.

Я стал неподвижно, словно в ступоре.

– Папочка!
– мальчик кинулся мне на шею и горько заплакал.

Я взял его на руки и, целуя лобик, понёс в дом. От подобной сентиментальщины заплакал и сам. Остановился у зеркала, что слева входной двери, и посмотрел в эту гладкую, отполированную, блестящую поверхность, дающую моё отражение, да так и увлёкся рассматриванием своего заплаканного лица.

Около полудня глаза совершили первые попытки увидеть окружающую обстановку. Никто меня не будил, да и незачем. По всей видимости, меня освободили от марширования и всего прочего, а завтрак любезно стоял на подносе на моей тумбочке. Я лениво протёр глаза и оглядел еду. Рисовая каша с мясом.

"Уж лучше поголодаем!" - подумал я тут же, вспомнив вчерашний обед.

– А вот и наш умирающий лебедь!
– громко произнёс Казистый, незаметно войдя в комнату.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!
– еле слышно проговорил я, поспешив встать с постели. Запутавшееся в ногах синее одеяло не позволило даже встать с первого раза. Враз зашумело в голове, и виски забили тревогу.

– Ну, как ваше самочувствие?
– наигранно спросил старлей, наблюдая эти нелепые движения.

– Сами видите!
– опечаленно пробормотал я, рукой указав на пострадавшую щеку.

– Ну, ясно-ясно. А из-за тебя вчера вся рота на ушах ходила! Ты что, Лавренёв, генерал у нас?

– Нет...

– Вот и я вижу, что нет! Ну, ничего, вылечим тебя, а уж опосля - удивишь настоящую воинскую службу. Я лично обещаю дать тебе первый наряд!

– Спасибо, товарищ старший лейтенант.

– Всегда пожалуйста. Лавренёв, тут же вот как: я дарю тебе истинное сокровище. А это у нас что?

– Эм, здоровье?

– Нет. Истинное сокровище для людей - это умение трудиться, вот и будешь ты у меня трудиться! Да так, "щоб аж гай шумв"!

– Ну, очень повезло мне со старлеем...
– чуть слышно проговорил я.

– Как ты там, Лавренёв сказал?

– Эм, говорю: наша планета мало оборудована для веселья.

– Ну, а ты что хотел? Это ты ещё "шмаленого вовка не бачив"! Ну, ничего, всё поправимо! Ты, вот что: одевайся! Скоро тебя отвезут к стоматологу!

– Форма одежды?
– попросил уточнить я.