Очень скоро пришла пожилая женщина, в руках она держала красиво сложенные вещи из ткани синего цвета.

– Переодевайся!
– грубо произнесла она.

– А что это?

– В этой форме обязаны ходить все больные.

– А что же врачи не одеты в эту форму?

– Молодой человек, будете язвить в нарядах, а не здесь! Переодевайтесь скорее! Уже скоро обед!

– А я его ещё не пропустил?

– Нет, у нас обед позже, чем по уставу.

– Отлично, я проголодался.

– Ну, идите же, переодевайтесь! Что вы, как неумёха?

– Отвернитесь!
– капризно промолвил я и стал медленно раздеваться.

– Оставьте на себе "белуху", а сверху наденьте эту форму. Свои вещи сложите в соседнюю комнату. Там они будут в целости и сохранности.

– Надеюсь!

Две минутки - и я ничем не отличался от больных этого заведения. Бритый "под единичку", с опухшей щекой и красными глазами, я и встретился с сержантом Сергеевым, который явился почти сразу после того, как мне удалось улечься в синеньких, коротеньких штанишках и того же цвета пиджачке в кровать, собираясь как следует выспаться.

– Лавренёв, как ты?
– спросил Сергеев, глядя на меня.

– Всё ещё конфету сосу!
– язвительно проговорил я, вспоминая ему его халатность.

– Ну, я ж не знал. Сам понимаешь! Ну, чего хотел?

– Товарищ сержант, мне нужен мой телефон и личные вещи.

– Ну, запросто. Телефон, зарядное устройство и что ещё?

– Ещё зубную пасту и зубную щётку.

– Ясно. Будет тебе, что просишь. Я слыхал, тебя возили к лучшему стоматологу нашего города.

– Они все на одно лицо...
– заключил я, вспомнив те слёзы на стоматологическом кресле.

– Слушай, Лавренёв, признайся, - ты теперь домой уедешь?

– Если комиссуют - с удовольствием! Это уже моя мечта!

– Ладно, я тебе могу помочь! Но для этого надо попасть в госпиталь, а там уже дело техники: врачам заплатишь сто-триста долларов - и тебя комиссуют. Но попасть в госпиталь трудно. Даже с энурезом!
– полушепотом произнёс младший сержант.

– Денег у меня нет!
– от сгорающей мечты опечалился я.

– Это плохо. Но, я могу отправить тебя в город Хмельницкий. Это за три часа езды отсюда. Там положим тебя в военный госпиталь. Откосить через тот госпиталь - проще простого.

– Я попробую.

– Ну, Дима, знай, что с того момента, как попадёшь туда, - назад дороги уже не будет. Начальство, да и твои товарищи тебя просто разорвут!

– Понял. Спасибо, товарищ сержант.

– Так. А теперь, я за твоими вещами. Кстати, а где твои личные вещи?

– В тумбочке 112.

– Понял. Ладно, держись. Я скоро буду.

На этой позитивной ноте сержант вышел из палаты. Оставалось вопросом, сколько продержат меня в санчасти. Действительно, хотелось всё и сразу.

Мечтательно уставившись на синюю стену, я стал представлять себе обрадованные лица мамочки, моих друзей и моей любимой эмочки. Интересно, Федотушкин купил уже "ВАЗ 2101", о котором так мечтал? А Бугров закончил ли трудиться над песней "Дом позади"? Теперь эта песня будто про меня. Интересно, а Резцов поступил в аспирантуру? Там ему обещали большое будущее великого учёного. Эх, так за всеми соскучился!

Очень скоро я получил мобильный телефон и свои личные вещи. До сих пор существовала возможность совершать бесплатные звонки на номера абонентов моего стартового пакета, а это большинство моих друзей.

Как только я распрощался с сержантом, поблагодарив его за неоценимый вклад в путь моей комиссации, сразу же обзвонил своих друзей. Естественно, не говорил ничего плохого о своей службе, аккуратно пообедал и лёг спать.

Вечером съел пюре с жареной рыбой, написал два стиха о несправедливости и снова лёг спать.

Я чувствовал ужасный дискомфорт, когда показывался со вспухшей щекой на глаза другим ребятам. Они так смотрели на меня, как на жертву круговорота продуктов радиоактивного распада в природе. Мерзкое ощущение. Позади себя слышал различные издевательства и громкий смех.

"Глянь на него! Сайлент Хилл какой-то!" - кричал некто.

"Ха, а может он здесь работает сосалкой?" - вторил другой.

Я был слишком слаб, чтоб хоть как-то реагировать на подобные фразы, а потому старался и вовсе не выходить из палаты и просто игнорировать подобные выкрики. Их мозг, как 30 февраля - его нет.

Ночь была немного спокойнее, чем прошлая, но я очень нервничал и переживал по поводу пережитого за эти дни.

Так же незаметно наступило 7 ноября. Сразу после завтрака ко мне зашёл (кто бы вы думали?) сам подполковник Гриневич. А он ничуть не изменился. С нахальным и недовольным выражением лица он вышел на середину комнаты и, поставив стул, вальяжно сел.