Шрифт:
Чуть не плача целый день провели у койки Серёжи. Я, естественно, отлучался, ведь мне довелось отвечать за свой поступок перед Ярославом Владимировичем и главврачом Анатолием Ивановичем. Последний даже фотографировал мои руки на цифровой фотоаппарат, прося успокоиться. Он также уверил меня, что через пару дней меня выпишут. Этот фактор поднял мне настроение до крайней точки эйфории. Но, уже через два часа я был повержен в гнев и слёзы до той же крайней точки, ведь на моих руках умер Дульский Серёжа, почти сразу после очередного укола. На ухо он сказал мне, что это был укол галоперидола. Этот укол и стал фатальным. Последние часы своей жизни Серёжа провёл в постели с огромной температурой. И мне совсем невдомёк, для чего понадобилось снова колоть галоперидол?!! После него и я стал чувствовать себя отвратительно. А самое ужасное, что после укола моё зрение стало притупляться, а память и вовсе удивляла. С огромной скоростью я забывал своё прошлое, а сегодня утром едва ли вспомнил про Юлю, которую так любил. У Серёжи, к сожалению, было всё намного хуже. Два санитара с гигантскими ручищами забрали Серёгу, и больше о нём мы не слышали. Сегодня просто таки день потрясений. Проводя собственное расследование, я был удивлён вот чем: когда меня звал к себе в кабинет главврач, он разговаривал по стационарному телефону, а потому попросил подождать в коридоре. Напротив его кабинета была расположена убогая столовая, где и кормили нас дохлыми тараканами вперемешку с гороховым супом. В том же коридоре, слева от кабинета, находился огромный зал ожидания. Там происходят встречи больных, как нас здесь называли, с родителями. Моей мамы, почему то, до сих пор не было. Может, Сашка и Лёшка забыли позвонить моей маме? Слева от двери зала ожидания висели в рамках около семи грамот за научные достижения!
"За какие ещё научные достижения?
– тогда подумалось мне.
– В психиатрии?"
Вы уже догадались? Ну а я тогда просто не придал этому должного значения. Психи - это подопытные кролики в руках настоящих психов того заведения - врачей!!!
Под вечер, когда вновь открыли туалет, в привычном уже для меня сигаретном дыму, который стоял как туман, я познакомился с единственной девушкой - солдатом контрактной службы этого госпиталя.
Лежала она в четвёртой палате, потому я её и вовсе не замечал среди большой толпы лживых и настоящих друзей. Невысокая девушка со светлыми, очень короткими волосами, маленькой грудью и широкой тазовой костью. Симпатичные серо-голубые глаза - это единственное, что отличало эту пацанку среди других обитателей психбольницы.
– Дим, а пошли ко мне?
– предложила она, как только поняла, что нам есть о чём поговорить.
– Марина, я просто обещал с друзьями после ужина в карты поиграть...
– Ты ж каждый день играешь с ними.
– Ну и что?
– простодушно переспросил я.
– Ну и то! Можешь и в другой раз поиграть.
– Ну, океюшки.
– Значит, после ужина у меня?
– Ага.
– Вот и отлично.
– Полный хэви-метал.
– Что-что?
– Та нет, ничего. Это я привык так говорить!
– улыбнулся я напоследок и направился в свою палату.
Ужин был таким же отвратительным, как и осознание чувства пребывания в психушке. Поэтому молча напихал куски хлеба по карманам и пошёл в палату новоиспечённой знакомой.
Всего было в 10-м отделении 4-й палаты, одинаковых во всём. В четвёртой палате было пусто. Там лежала лишь Марина. Остальные кровати традиционно заправлены.
До самого отбоя мы болтали с Маринкой о своих прошлых жизнях. Ни я, ни она не скрывали факт того, что дома ждут любимые люди. Она рассказывала о своём парне, который ушёл служить в одну из самых свирепых воинских частей, Десну, а она бросилась по его следам, устроившись на контрактную службу в ту же часть. Я, в свою очередь, поведал ей о моей любимой эмочке, ждущую меня в преддверии рождения ребёночка.
После отбоя я спрятался у неё в койке под одеялом, где мы и продолжили шептаться о том, о сём. Поскольку её койка находилась у окна, то караулящие в коридоре санитары и вовсе меня не заметили, также как и пустующую мою койку в первой палате.
– Маринка, ну вот поэтому я и здесь!
– заключил я.
– Да! Вот это история! А тот главврач в Хмельницком, почему так обозлился на тебя?
– Сложно сказать. Наверно потому, что я для него был очередной проблемой.
– Тю, так ведь это его работа. Почему проблемой?
– Та ты его кабинет не видела! Я и садиться побоялся.
– Золотой кабинет?
– ухмыльнулась она.
– Ну, типа того.
Всё чаще при общении на разные темы, мы трогали и гладили друг друга. Будто ненароком, но всё же...
Марина приподняла на мне "белуху", обнажив моё тело, и стала пальцами теребить соски.
– Ну? Что чувствуешь?
– с интересом спросила она.
– Даже не знаю. Немного больно!
– смутился я.
– Не возбуждает?
– Так моя ракета и так готова вылететь в открытый космос.
– Ну, это я уже почувствовала. А когда я пощипываю твои соски - тебя это не возбуждает?
– Ну, скорее нет, чем - да.
– А я так это люблю!
– с неким сожалением вздохнула она.
"Вот ведь женская психология!" - подумалось в тот миг, но виду я не подал.
Молча, целуя её губы и шею, я снял с нее белуху, и ракета вырвалась на волю, взлетев на первой космической в потаённые недра космоса, где и продолжалась активная работа во благо, конечно, не всего человечества, ну уж двух человек - так точно.
За всю ночь нас так и не заметили, хотя мы вели себя достаточно шумно и необузданно. Настолько шумно, что Марине приходилось затыкать рот очередным поцелуем.
Рано утром, я не стал её будить, а лишь поцеловал заспанное и милое личико Маринки. Когда она спала, она нравилась мне больше. Всё произошедшее этой ночью прошло под эгидой: "Мала, то ти така гарна, чи ночь така темна?!"
Четвёртая палата располагалась напротив туалета, который после 22 часов открывают без последующих закрытий, а поэтому мне не составило труда сделать вид, что я возвращался именно из него, а не из палаты.