Он поднялся из-за стола, сделал несколько шагов в сторону окна, но вдруг повернулся:

 Если бы люди уважали права друг друга, они бы не ссорились!

Из книжного шкафа он вытащил сине-бело-красную брошюрку и потряс ею.

 Конституция России! Открываем первую страницу. Принята двенадцатого декабря одна тысяча девятьсот девяносто третьего года. Сколько с того времени законов было выдумано? Не знаешь? А я знаю! Много! А зачем? Зачем принимать новые законы, если даже основные никто не собирается исполнять?

Влад сидел озадаченный таким неожиданным поворотом.

 Статья девятнадцатая Конституции! Что в ней написано? Все равны перед законом и судом. Видишь? Как просто! А ты возьми и воплоти эту простоту в жизнь! Сажаешь в тюрьму того, кто у себя дома начиняет гвоздями самопальную бомбу? Тогда сажай рядом и тех, кто делает бомбы ядерные! Что? Скажешь, абсурдная мысль? Или просто не можешь такого равноправия добиться потому, что кишка тонка? Может, не хочешь? Думаешь, это отвлеченная философия? Так думаешь? Отвлеченная? Тогда выйди на улицу и найди на небе солнце!

Савельич уселся за стол и вздохнул.

 Знаешь, меня на самом деле беспокоит другое. Если я уже лет десять как от всех дел отошел, то чего же вокруг всего этого так приплясываю? Выдумываю, понимаешь ли, себе оппонента и наголову разбиваю его своим красноречием! А ты чего не кушаешь?

Осознав, что сидит с набитым ртом, Влад чуть не подавился. Савельич заметил его состояние и улыбнулся:

 Ты, Владислав Максимович, уважай право другого человека говорить. Если хочешь, конечно, чтобы уважали твое право молчать.

Остаток дня они провели осуществляя свои права по отдельности. Влад лежал на кровати и глядел в низкий потолок. Старик возился в огороде, со всей обстоятельностью выговаривая что-то картофельной ботве.

Начиная со следующего дня, Влад стал приобщаться к хозяйственным делам. Савельич видел, что его гость еще слаб, поэтому большой нагрузки ему не давал так, по мелочам, чтоб отдыхалось приятней.

 Давай, Владислав Максимович, выбирайся разумом из хворей своих, приговаривал он. Как из старой одежды вылезай

Через неделю он сказал, что неплохо бы ему, Владу, пойти поработать.

 Человек ты свободный, поэтому хочешь иди, хочешь нет. Но я бы тебе советовал! Топориком на заготовке дров в охотку помашешь, в мышцах усталость как результат упорства своего почувствуешь. Да и с людьми вместе это совсем не то, что у меня на побегушках! Топор-то в руках держать умеешь?

Влад кивнул.

 Вот и хорошо, вот и славно! А ежели чего, так ты говори мне все, не стесняйся.

Можно было, конечно, спросить, что это за «ежели чего» такое. Если он идти работать передумает? Или если на заготовке дров с ним что-нибудь случится? Однако и на этот раз Влад промолчал лишь кивнул.

Странный он, этот Александр Савельевич. Относится к своему постояльцу как к ребенку. Все спрашивает, как лучше да как удобней. Бегает быстро так же, как и смеется. Гостей в доме не принимает, но сам выходит регулярно: то просто у калитки с кем переговорит, то в машину подъехавшую сядет, и она его увезет куда-то, потом привезет. А много ли тебе, уважаемый Владислав Максимович, за последний месяц встречалось добродушных старичков, которых возят туда-сюда на самом настоящем автомобиле? То-то и оно, что ни одного. Поэтому, дорогой товарищ, к данному тебе совету прислушайся: как только в окружающем умиротворении наступит подходящее «ежели чего», так сразу прекращай стесняться!

Утром он был разбужен затемно. И пока завтракал сваренными вкрутую яйцами, Савельич собрал ему обед, увязал все в белую с розовыми цветочками тряпочку. Затем вынес топор:

 Инструмент острый. Сильно-то им не махай, и ноги расставляй шире. Ну, если работал, то должен знать. Ведь знаешь?

Влад посмотрел ему прямо в глаза:

 Знаю.

 Вот и правильно! засмеялся старик. И будет тебе, Владислав Максимович, сущность-то свою замалчивать! Мне же тоже хочется по душам, а не чтоб вхолостую воздух сотрясать.

Выйдя на улицу, они оказались на самой границе темноты и пробуждающейся жизни. Вот где-то вдалеке сонно лает собака. Во дворе соседнего дома что-то ритмично поскрипывает. И вроде как с той, более дневной стороны, ветер доносит чей-то смех.

 Давай поторопимся, сказал Савельич. Хочу прийти пораньше. С народом, знаешь ли, бывает очень полезно побеседовать.

По улице налево, потом направо. Прямо, снова налево, и направо. Наконец, за очередным поворотом показались люди. Человек сорок стояли несколькими компаниями. Завидев Савельича, все приумолкли. Навстречу шагнул высокий мужчина в кожаной куртке.