– Вроде бы, да. Геволт. И трам-та-ра-рам тоже. Надеюсь, пошумят и забудут.

– Это возможно? Я имею в виду, побоище.

– Надеюсь, нет, - тихо сказала Сандра.

– Я хочу туда, - вырвалось у Дины.
– В резервацию.

– Кто знает, что действительно там произойдет, - сказала хозяйка.
– Подумай о ребенке.

– Как - кто знает? Ты знаешь, - гостья сделала отчаянное ударение на это "ты": - ведь ты Кассандра!

– В этой жизни не совсем так...
– тихо призналась Сара.
– А через черточку. Пожалуйста, не надо тебе сейчас туда ехать. Лучше переждать. Чем ты там в своем положении поможешь?

– Да, кстати...
– совсем не вовремя вспомнила Дина.
– Я заметила, мы часто приходим вместе, может, даже всегда... Я, ты, Фиана...
– Чуть ли не с трудом она прибавила еще одно имя: - Орфей.

– Ты его уже встретила?

– Если правильно узнала...
– Ундина вздохнула.
– А я уже замужем.
– Она с надеждой подняла глаза на Сандру.
– Как ты считаешь, я обязана в каждой жизни быть с одним и тем же?

– Дело не в обязательствах, - подумав, ответила та.
– Принято считать: со своим кармическим партнером человеку лучше, чем с другими. Но если тебе хорошо с мужем...

– Плохо, - снова вздохнула Дина.
– Очень плохо.

– Ты его сегодня узнала в видениях?

– Увы, да! Он был моим супругом тогда... В Спарте.

– Мы обычно и приходим все вместе... Те, кто из одной волны.

– Я его ненавидела тогда, а теперь, похоже, он меня.

– Да уж, - неопределенно сказала Сара.

Мама, крайне взволнованная, позвонила уже поздно вечером. Этот тон был знаком Сандре с детства. При всяком проявлении антисемитизма голос матери делался не то замороженным, не то униженным, не то вообще каким-то пришибленным, а сердце, по ее же рассказам, выпадало куда-то в осадок. Примерно такое же впечатление произвела на Кас-Сандру та самая ответная брань питерского парня.

– На тебе!
– кричала мама.
– Вот, пожалуйста, Россия двадцать первого века! А ты думала, только в Америке дискриминация? Да, держи карман шире!

Сара поняла, что это истерика.

– Эта низкорослая тщедушная дрянь думает, что если у нее широченная тонкогубая пасть, то она большая красавица!
– вопила мать.
– На всю страну поносит евреев, и ничего, никто даже не плюнул ей в ее пакостную харю! И шоу продолжается. Мало им миллионов загубленных жизней. Еще надо! И они еще нагло трындят о переменах!

Наконец, папа вразумительно объяснил, что произошло. Чтобы хоть как-то отойти от потоков дерьма в адрес толстяков и инвалидов, включили развлекательную музыкальную программу из России. Там попса. Обычное дело: "любовь туда - любовь сюда - навсегда - никогда", "прощай - прости", "вернись - уходи - только я - только ты" гнусавят себе, стонут, хрипят, дрыгаются, скандируют полную бессмыслицу, - родители предпочитали бардов, но иногда, дабы отвлечься, включали и это. Вдруг, посередине разгула, ведущий говорит что-то то о "курочке", а какая-то там ("костлявая дрянь", - снова вставила мама) прилюдно в микрофон переспрашивает, картавя: "Кухочку?"

– Подождите, - перебила Сара.
– Я не понимаю... Это что, намек? Нет, мне непонятно: разве в России курятину едят только евреи? Причем именно те, которые не выговаривают букву эр?

– Надо там родиться, чтобы понять всю степень и всю глубину мерзости подобных намеков! Шести месяцев командировки недостаточно!

– Может, это по какому-то определенному сценарию?
– осторожно спросила Сандра.

– Какая разница, по какому фонарю, - сказал папа.
– Главное, факт!

– Здесь актера, который позволил бы себе подобное, сначала заставили бы публично извиниться по телевиденью перед народом за такую шуточку, а потом отлучили от сцены на всю оставшуюся жизнь... Разве что в порнухе еще снимали, и то вряд ли, а там эта полнейшая бездарь еще больше мелькает, - прокричала мама.
– Нет, мне не нужна ее кровь, тем более, ее сомнительные прелести в порнухе... Но чтоб другим было неповадно... Впредь...

– С бездарью согласен тоже, - кивнул отец.
– читает стихи, как провинциальная пионерка. И свет не померк. И ничего не перевернулось! И шоу продолжается. И наряды, и костюмы, и краски, вот интересно, как себя чувствуют те евреи, которые там остались?

– Инересно, как себя чувствуют те американцы, которых выперли в резервацию?
– неосторожно молвила Сара.
– И которых теперь открыто поносят здесь.

– Видишь ли, девочка, - медленно начал отец.
– От того, что инвалидам больно от дискриминации, евреи, где бы то ни было, не чувствуют себя лучше.

– Да, извини, - быстро согласилась Сандра.
– Разумеется.

– Мы буквально на днях видели передачу, тоже оттуда, известный киномахер, - как мама - и вдруг не вставит?
– Прославленный сын своего увешанного орденами папаши... Так тот на весь мир с упреком блеял, мол Израиль объявил вне закона разговоры о том, что Холокоста не было. Затем этот пророк сообщил, что цыган тоже уничтожали за одно то, что они были цыганами...

– В том смысле, что евреи не имеют права даже в этом на свое горе?
– догадалась Сара.