Затем, вновь забравшись в коляску, они отправились к полю. Объезжая его по краю, Александр с Натали вдыхали запах скошенного сена, которое крестьяне собрали в аккуратные стога, чтобы запасти на зиму. Миновав эти просторы, путешественники проехали сквозь деревушку, где им то и дело попадались крепостные, разглядывающие Наташиного спутника с любопытством и неизменно тепло приветствующие саму Репнину, а также успевающие справиться о её здоровье.

Натали в этот раз была особенно рада всех видеть, и дело было не только в присутствии Александра Николаевича. За непродолжительный срок она успела сроднится с этими простыми людьми, и ей было немного грустно от того, что в скором времени она не сможет приезжать к ним, заходить в гости на чаепитие с самоваром, расспрашивать о жизни, слушать их старинные песни.

Глядя на то, как Наташа приветствует своих крестьян, как внимательна к ним (цесаревич заметил, что княжна к каждому окрикнувшему и подошедшему обращалась по имени, а также спрашивала про его или её семью и здоровы ли дети?), он не мог не представить её рядом с собой, но в другой атмосфере. «Точно также, - размышлял Александр.
– она могла бы ехать со мной по Петербургу и приветствовать своих подданных. Или принимать послов… Или с блеском открывать бал… Ведь в ней есть что-то такое, что располагает к себе людей, а также внутренняя сила, способность к действию, умение думать и грамотно излагать свои мысли. И люди, чувствуя это, инстинктивно тянутся к ней.»

Но он тот час же прервал эти думы, так как, во-первых, прекрасно понимал, что Натали Репнина никогда не будет присутствовать рядом с ним в качестве официальной жены, а так же и потому, что подобные фантазии были слишком жестоки — ведь никто не отменял существование принцессы Марии.

Наташа, внимательно наблюдавшая за своим спутником, заметила его внутренние терзания. И хоть она не могла прочесть по его задумчивому взгляду причину этих мучений, подумала, что он, возможно, видит её сейчас с новой стороны: раньше в его глазах она была фрейлиной, придворной дамой, носившей роскошные наряды и танцующей на балах; теперь же она — простая деревенская жительница, хозяйка имения, которая должна заботиться не только о себе, но и о стольких людях. Этими мыслями она поделилась с Александром Николаевичем, когда они, миновав деревню, выехали на лесную дорожку и повернули к Высокому.

– Знаешь, а мы с тобой похожи.
– улыбнулся он, выслушав её.
– От нас обоих зависит благополучие других людей.

– Слава Богу, от меня зависит судьба только моих крестьян.
– ответила Наташа, придвигаясь к нему ближе.
– Думаю, я бы не смогла править огромным государством!

– Разве?
– он бросил на неё как будто удивлённый взгляд.
– А я думаю иначе: из тебя бы вышла прекрасная императрица. Только боюсь, я не смог бы уделять государственным делам столько времени, сколько мой отец, потому что только и думал о том, как бы украсть тебя от твоих фрейлин и увезти в какое-нибудь укромное место. А там: спрятаться ото всех и быть рядом — с тобой и нашими детьми.

Отвлёкшись на миг от дороги, он поцеловал её.

– Тогда хорошо, что всё так, как есть.
– промолвила Репнина, закрывая глаза.
– Значит, я на своём месте.

Он хотел было возразить ей: нет, не на своём. И как это несправедливо, что она, так горячо любимая им, должна проводить большинство времени вдали, решая свои проблемы в одиночку, занимаясь делами без его помощи, пребывая в положении без должной заботы с его стороны. Но он смолчал. Потому что любые сказанные слова были лишь пустым звуком. Он не мог ничего предложить ей. Не мог взять и увезти далеко, как мечтал. Ему оставалось лишь смирится вслед за ней, что их любовь будет носить характер эпизодов, коротких встреч, которые иногда удается выхватить у злодейки-судьбы.

***

Этой ночью Александр Николаевич никак не мог заснуть — его не покидало чувство тревоги за их будущее. Глядя на лежавшую рядом Наташу и, кажется, погрузившуюся в крепкий сон, он всё думал о том, что их ждёт, когда ему предстоит вернутся обратно в Царское и предстать перед отцом. Пытаясь отогнать страшные мысли, цесаревич взял руку любимой в свою и прижался к ней — так ему удалось ненадолго задремать, но пришедший кошмар беспощадно вызволил из царства Морфея. За окном светало, и он, тихонько поднявшись, прошёл в свой кабинет и притворил дверь.

Наташа, продолжая лежать неподвижно, медленно открыла глаза. Его чувство тревожности передалось и ей. Пытаясь успокоиться, она вслушивалась в тишину своего дома пока вновь уснула. Спустя какое-то время княжну разбудил звук отворяемой двери — Александр Николаевич вернулся в спальню, но не к ней. Тихонько открыв дверь, ведущую на просторный балкон, он вновь оставил её в одиночестве. Натали приподнялась на своих мягких подушках и увидела силуэт любимого за окном: цесаревич, надевший любимый тёмно-зелёный шёлковый халат, стоял к ней спиной, положив руки на белые перила. Она выбралась из кровати и, накинув поверх ночной рубашки большую шерстяную шаль — подарок Глафиры Петровны, вышла к нему в рассветную дымку.

Услышав шаги, он обернулся:

– Я разбудил тебя? Прости… - произнёс Александр, любуясь, как она прекрасна в своём простом облачении, немного бледная, с длинными распущенными волосами и сияющими глазами изумрудного цвета. Он протянул руку и погладил её по волосам, в то время как Наташа отвечала ему пытливым взглядом, ожидая, что он ей скажет. Ему вновь стало страшно.
– Мне не спалось, и я немного посидел в своём кабинете.
– Цесаревич попытался улыбнуться.
– Там очень уютно, и всё благодаря тебе.