– Саша, скажи, что тебя тревожит?

Отвернувшись, он вернул руки в прежнее положение, и Репнина заметила, как сильно при этом сжались его пальцы. Несколько минут он смотрел куда-то вдаль, а потом, наконец, медленно проговорил:

– Я много думал за прошедший день и прошедшую ночь. Мне вспомнилась Ольга, и то, как ловко отец разлучил нас с ней.

Наташа догадалась, что речь идёт о Калиновской.

– Ты тоскуешь по ней?
– спросила она осторожно.

– Нет, что ты, дело не в этом!
– Он продолжал созерцать рассветное небо, становившееся всё более светлым.
– Мне кажется, это было так давно, и уж, конечно, осталось в прошлом. Я вспомнил об этом всвязи с нами. А что, если отец захочет точно так же избавиться и от тебя?
– цесаревич опустил глаза вниз, на землю, блестевшую от капелек росы.
– Поэтому я решил составить кое-какой документ, который, надеюсь, сможет охладить пыл Его Величества. И, дабы не откладывать решение в долгий ящик, сделал задуманное сейчас в кабинете.

– И что же это за бумага?
– Репнина почувствовала, как от волнения задрожали колени. Она тоже ухватилась за перила.

– Я написал отречение в пользу своего брата Константина.
– спокойно, словно речь шла о каких-то пустяках, ответил Александр Николаевич.

– Нет!
– вырвалось у Наташи.
– Зачем ты это сделал?
– она подошла к нему вплотную и схватила за плечо.

Цесаревич обернулся к ней и их взгляды встретились.

– Чтобы защитить тебя и нашего будущего ребёнка.
– сохраняя невозмутимость, ответил он.
– Не волнуйся, эта бумага будет использована лишь как крайняя мера, если государь попытается спрятать тебя или выслать куда-нибудь подальше. Я уже принял решение, что ежели он разлучит нас: я брошу всё и последую за тобой.

– Ты с ума сошел.
– прошептала Натали, подумав, какой удар хватит государыню, и что будет с принцессой Марией!
– Нет, так нельзя, я не позволю тебе сломать жизнь другим людям!
– она встряхнула его, словно пытаясь вывести из забвения.

– А ломать наши жизни он вправе?
– Александр вновь встретился с ней глазами, при этом его взгляд был полон отчаяния.
– Мне хотелось бы верить, что удастся договориться с отцом, но его затея с сокрытием писем говорит об обратном. А ведь я уже столько раз твердил ему всего лишь об одной просьбе — не трогать тебя и позволять нам изредка видеться!
– Он обнял её за плечи и притянул к себе.
– Прошу, только не волнуйся: я же сказал, что эта бумага — крайняя мера. Обещаю сделать всё возможное, чтобы мы с государем нашли общий язык.

– И всё же — это не правильно.
– промолвила княжна, не оставляя попытку образумить его.

– Я просто не могу потерять тебя, понимаешь? Особенно сейчас, когда от меня зависит не только твоё благополучие, но и нашего не родившегося сына или дочери.
– Цесаревич крепче прижал её к себе.

На какое-то время воцарилась тишина. А после он произнёс:

– Пару месяцев назад мне приснился чудной сон: ты — и стоишь в облике ангела за моей спиной. В белом одеянии, с белыми крыльями — как знаешь, пишут на иконах.

– Вы придаёте значение снам, Ваше Высочество?

– Ты помнишь Раду, цыганку из табора?
– ни с того, ни с сего выпалил он, немного отодвигаясь, чтобы видеть лицо Репниной.

– Да, Миша рассказывал о ней.
– растерянно ответила княжна.
– Их табор, кажется, покинул наши края прошлой весной.

– Она как-то гадала мне по руке. И знаешь, что сказала?

Наташа отрицательно покачала головой.

– Что меня ждёт беда. И ходить мне по лезвию ножа. И семь раз моя жизнь будет висеть на волоске.

– Ты в это веришь?
– спросила княжна, вглядываясь в лицо любимого.

– Хотел бы не верить, но семь раз! Надо же такое предсказать!

– По-моему, Рада просто хотела произвести на тебя впечатление.
– весело сказала Натали, стараясь не показывать, как на самом деле напугана услышанным.
– Или получить от тебя несколько золотых монет.

– Может быть.
– задумчиво ответил Александр, вновь обнимая её.
– Только знаешь что? Я почему-то уверен: пока ты со мной — мне ничего не грозит. Но если тебя не будет рядом, мне просто станет всё равно: жизнь или смерть.

– Не говори так, пожалуйста!
– Наташа вырвалась из его объятий.
– Ты словно сам хочешь испытать судьбу!

– Ладно, забудь. Не следовало тебе этого знать.
– он протянул ей руку, и когда Репнина вложила свою, вновь к ней приблизился.
– Но от тебя невозможно что-либо скрыть.

– Обещай, - Наташа взяла его руки в свои.
– что не будешь совершать опрометчивых поступков, и что непременно найдёшь общий язык с Его Величеством, а ещё позаботишься о принцессе Марии и своей дочери.

– Обещаю.

– Я люблю тебя.
– голос Натали дрогнул.
– И не хочу, чтобы ты стал жестоким игроком чужими судьбами. И со своей судьбой не играй — это и вправду может быть опасно.

– А я и не собирался. Но слишком люблю тебя, чтобы позволить кому-либо причинить тебе боль.

Утреннее солнце выползло из-за дома и коснулось верхушек деревьев, осветило раскинувшиеся просторы Высокого. Наташа с Александром так и стояли на балконе второго этажа, прижавшись друг к другу и не желая отпускать драгоценные минуты, проведённые вместе. Они оба внимали окружающей гармонии, волшебству пробуждающейся природы. Где-то там, вдали, можно было увидеть кусочек желтеющего поля, за которым чернели деревенские избы с торчащими трубами, чей дымок неспешно поднимался и растворялся в небесной синеве. Проснувшиеся птицы весело чирикали на раскидистых ветках лип и дубов. Вдруг послышалось пение кукушки, эхо которого отдавалось от стен усадьбы. Туман, наконец, рассеялся, и воздух, чистый и прозрачный, дурманил своей свежестью. Обнимая Наташу, Александр Николаевич вновь вспомнил слова цыганки Рады, которые так же были сказаны во время гадания в кибитке: «Вижу по руке, ты очень смелый. Если веришь во что-то — готов за это драться. Но человеку одному с драконом не совладать!»