Огонь недаром горел в людских сердцах. Отмеченные Огнем нэх всегда были самыми чуткими до чужой силы, с первого взгляда определяя, кто перед ними: человек или нэх, а если нэх, то какой Стихии. Ну и что у него если не на уме, то хотя бы на поверхности, настрой и общие стремления.

Янтор был закрыт наглухо. И одновременно распахнут нараспашку, вот только внутри царило такое, что и куда более опытный огневик ничего бы не понял. Какая-то полубезумная мешавень, в которой терялось все: печали и радости, отзвуки силы и секундный настрой. Кречет никогда не встречал подобного и… Он попросту испугался. Испугался куда сильнее, чем когда полетел с роллера. Испугался куда сильнее, чем когда-либо в жизни. Просто не показал этого. Загнал страх в самую глубину, почти задул уголек, присыпал пеплом, спрятал до поры до времени, делая вид, что все в порядке. Будь один — может, и попытался бы разобраться. Но с ним был Аэньяр. А значит — нет, никакого риска. Своя шкура это одно, а вот мелкий — совсем другое, за его жизнь Кречет поручился и будет его оберегать. Поэтому тепло попрощался с Янтором, помахал рукой — тот, выведя их кружной тропой, пошел куда-то в горы. И постарался выкинуть из головы все навязчивые вопросы, включая тот, откуда молодой, в общем-то, горец знает давно забытое имя Матери Гор.

Ту тропу, по которой они ехали раньше, уже начали расчищать: об этом узнали, добравшись до селения. Но дело это было небыстрое, так что появлению двух равнинников, да еще и с роллером, знатно удивились.

— Так ведь по другим тропам на такой махине не проедешь, — громко изумился кто-то. — Там и верхом не особенно, на Левом-то Крыле Орла!

— Нас один горец провел, — развел руками Кречет. — Мимо огромных камней, по склону раскиданных, к заброшенному ата и дальше там, около истока ручья.

На него посмотрели, как на скорбного разумом.

— Там только козья тропа была, да и та уже заросла давно, как старый Лайо ушел за ветром. Были б другие дороги, по ним бы ходили, а так и почту ждать приходится, пока завал не расчистим.

— Ну значит, мы великие нэх Воздуха и сюда по небу долетели, — усмехнулся Кречет и больше спорить не стал, еще раз уверившись, что с якобы-Янтором что-то нечисто.

В этом ата-ана они остались ночевать, и Яр, проворочавшись до поздней ночи, все же не утерпел, позвал шепотом:

— Кречет, ты спишь?

— Угу… Чего тебе, мелкий?

— Как ты думаешь, это в самом деле Он был? — в голосе подростка слышался и ужас и восторг одновременно, приглушенные только по причине позднего времени.

— Стихии его знают… Вспомни, как аватаров Аэнья описывал? Похоже? Что-то не очень.

— Так то аватары, а Янтор — удэши, ты же сам слышал.

— А напомни, как удэши называют? Безумными! — отчаянно хотелось выругаться, но вместо этого Кречет перевернулся на другой бок. — Вот поэтому спи и не придумывай себе…

— Не всегда же они были безумными, — упрямо пробормотал Аэньяр, но тоже повернулся к Кречету спиной и немного сердито засопел в подушку.

***

Подъезжая к зданию Большой канцелярии, Трой был на удивление спокоен. Он прекрасно понимал: подобное без внимания не оставили бы ни в коем случае.

Во-первых, пусть сейчас разводы и были делом более частым, чем в прежние времена — когда-то каждый рассматривался Советом Чести или Кругом Чистых, что о многом говорило — но, тем не менее, они все равно вызывали много пересудов. Нэх, как правило, были чутки к партнерам, и настолько сильное расхождение во взглядах после начала совместной жизни случалось редко. И обычные люди как-то переняли их привычки, долго присматривались, приглядывались, прежде чем решиться на предложение.

Во-вторых, он был Солнечным, да еще и Конником. То есть, персоной достаточно известной, о делах которой говорили много кто много где. И подобное поведение добропорядочного отца семейства не могло остаться незамеченным, ни общественностью, ни деловыми партнерами.

В-третьих, Солнечные были Алмазным родом, а за такими присматривали отдельно, в Ташертисе — лично Совет Чести. И на заседании обязательно будет присутствовать кто-то из членов Совета.

Все вместе заставило его сделать этот ход первым: самому пригласить газетчиков и сделать заседание гласным, не заставляя их потом отлавливать героев истории втихую по углам — или наоборот, в открытую возле дверей после слушанья. Заодно он не удержался и от маленького представления. Наверное, кровь предков взыграла. Или еще что-то.

«Суад» Трой подогнал к зданию канцелярии еще накануне, оставив на видном месте. Это уже наверняка вызвало вопросы, зачем и почему. А сам явился не пешком — нет, Трой Конник приехал, как и подобало, на одном из лучших своих жеребцов. Спешился, накинул повод на стойку для роллеров и с невозмутимым видом проследовал в распахнутые двери, не обращая внимания на шепотки собравшихся.

Что-то нарастало в нем, копилось: вся злость, вся ярость и понимание ситуации, осознание, что столько лет им просто вертели, как хотели. Эти эмоции не выплескивались наружу, таились внутри. Пока. До поры до времени. Но сила уже клубилась вокруг, и газетчики-нэх придержали менее чувствительных коллег, понимая, что соваться к земляному в таком состоянии бесполезно, а то и опасно. Сметет и не заметит.

Изрядно подкормили эту готовую всплеснуть лаву письма от родных. С отцом Трой виделся лично, чувствовал молчаливое одобрение, его и матери. Чувствовал, что те действительно гордятся им, только теперь, когда пошел действительно своей дорогой, отбросив все мешающееся. Но письма от брата и сестер… Они не ругались на прежнюю слепоту и не злорадствовали, нет. Они несли лишь такую же теплую поддержку и обещания помочь, если понадобится.

Илора, конечно, не могла явиться на заседание, все-таки она была слишком заинтересована в деле. Но прислать выдержки из архивных документов, где разбирались похоже разводы — могла и сделала это. Подсказала, как не дать Нииране прибрать к рукам сына и лошадей, то драгоценное, что Трой не намеревался отдавать ни при каких обстоятельствах. Кайет просто сообщил, что если потребуется займ — он всегда готов ссудить нужную сумму, сколько сможет выделить. Лира ничем помочь не могла, она выбрала мужа и семью, предпочтя их иным делам, но её письмо, при всей внешней строгости воздушницы, было полно такой любви и заботы, что Трой не сразу смог прочитать до конца — горло перехватило.