— А говорила, что не пьешь, — невнятным тоном шепчу я ей на ухо, и делаю это так тихо, что меня слышит весь дом, включая, наверное, даже Ариэль, которая спит на втором этаже. Джуди нет рядом, значит, она ушла вместе с ней. Я вспоминаю о своей собаке именно в тот момент, когда её нет рядом. Она спит с ребёнком. И так всегда — мы вспоминаем о чём-то важном тогда, когда этого уже нет рядом. Я вдруг делаю громкую отрыжку, отшатнув от себя всех друзей и знакомых, но услышав, как они рассмеялись в ответ, я решаю сказать:

— Мне нужно увидеть свою собаку.

Всё нормально. Со мной всё нормально.

Пьяные мысли глупого человека. Нат и Сэм понимающе кивают. Вторая, кажется, даже предлагает помочь. Правда, с глупой улыбкой на всю рожу. Я отказываюсь. Чем ты мне поможешь? Ты ведь сама пьяна.

— Сиди, — приказываю ей я, кое-как встаю и направляюсь в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Уже через пару минут, с горем пополам, я приползаю к кровати Ариэль и вижу спящую Джуди, которая словно котёнок, свернулась у ног маленькой девочки калачиком. Я трепаю её за уши и приговариваю:

— Я всё испортил, Джуд. Я всё испортил. Прости меня. Я так запутался.

Ари приоткрывает один глаз и с интересом смотрит на меня, приподняв бровь.

— Изв…ни, чт… разбу…ил, — поспешно тараторю я, в страхе глотая целые слоги.

— Мне снился кошмар, так что, спасибо, — выдавливает Ари, и из-за этих её слов, сказанных её маленькими губами, я решаюсь лечь рядом и погладить её по голове. Она утыкается мне носом в ямочку под шеей, и начинает умиротворённо дышать, словно я спасаю её, от чего бы там ни было. Я вновь чувствую себя героем. Неужели ради этого стоит жить?

— Я мечтала быть художником, — вдруг мне заявляет десятилетний ребёнок. — Этого хотела моя мама. А теперь она умерла.

— Я знаю, ты скучаешь по ней, Ари, — говорю я, едва сдерживая пьяные слёзы. Когда я под градусом, то становлюсь весьма эмоциональным. Маленький ребёнок потерял маму, которую, как ему казалось, он никогда и ни за что не потеряет. Мы в детстве думаем, что наши родители живут вечно. И когда мы осознаём ужасный исход под названием «скоротечность», именно тогда мы взрослеем. Каждый из нас знает это. Каждый через это прошёл. Мы знаем, что наши родители рано или поздно умрут. Я прошёл через это в пять. Ари в девять. Нат в свои неполных восемнадцать. Сэм потеряла брата в шестнадцать. Все мы кого-то потеряли. Без этого — никуда. С каждым днём мы осознаём неизбежное — чем дальше, тем хуже.

Спустя десять минут Ари засыпает, томно сопя мне в шею. Я обнимаю её во сне, надеясь, что на этот раз кошмары её не побеспокоят. В дверь тихо стучаться, и я молча посылаю сигналы о том, что Нат/Сэм могут войти. Это Сэм. Она вливается в комнату, стараясь устоять на ногах. Я, к счастью, лежу лицом к выходу, поэтому могу лицезреть её летящую походку. Через какое-то мгновенье она залезает на кровать, едва не падая с неё в эту же самую секунду. Я протягиваю ей руку, и она принимает мою помощь. Не отпуская моё запястье со своей мёртвой хватки, она шёпотом блеет:

— Меня чуть не вырвало сейчас.

Понимаю. Меня тоже. Но это должно было произойти. Мы должны были отметить то, что мы до сих пор живы. Это важно. Я не за решёткой. Сэм не у матери.

— Куда бы ты хотела уехать? — вдруг решаю спросить я. — Лондон? Может, Милан?

— Могила, — шепчет Сэм. — Я так устала. Пожалуй, сейчас не отказалась бы поспать в могиле.

— Этот твой чёрный юмор до добра не доведёт, — шепчу я в ответ.

— Кто сказал, что это шутка? — она грустно улыбается.

Я всё-же решаю расценить это, как шутку.

— А куда бы уехал ты? — спрашивает Сэм спустя какое-то время.

— Неважно. Главное, чтобы я был не один.

Она понимает мой намёк и закрывает глаза.

— Ты спишь? — я мысленно убиваю себя за этот вопрос целых три раза, и каждый раз по разному. Но она отвечает:

— Нет.

— Твои глаза закрыты.

— Я представляю лучшее будущее.

— Но почему с закрытыми глазами?

— Ты же взрослый парень, должен понимать очевидные вещи. Ох… боже.

Она стонет так, словно умирает.

Она слишком часто вспоминает Бога.

Она даёт пощечину этими самыми словами.

А я всего лишь чувствую себя полным идиотом, но все равно задаю вопрос своим дурацким тоном:

— Ты о чём?

— Людям свойственно мечтать с закрытыми глазами. Целоваться. Спать. Всё самое лучшее они делают, когда их глаза закрыты.

Я киваю, а затем понимаю, что идиот — она лежит с закрытыми глазами, поэтому, она не может видеть моих жестов. Она наслаждается темнотой. На улице в этот момент поднимается настоящая вьюга, превращающая осень в настоящую холодную зиму. Многое может измениться за какое-то мгновенье: погода, уровень алкоголя в крови, и мои чувства к девушке, лежащей в полуметре от меня. Хотя, я до сих пор не уверен в том, что именно сейчас чувствую — желание блевать или целовать её руки. Градусы, будьте вы прокляты.