Рассвело уже так, что в круге этих десяти-двенадцати метров до плоти «игхорга» можно было разобрать почти все детали. Твеййессо поднялся вслед.

– Оддетт ойхеммде, – обвел рукой стену тумана. – Эйнехх лоттейммде сойтесс, – указал на запад. – Кхаа геэссейммдетт! Не-эйнехх ойггененхест лоттеммдент, – снова указал на глаза. – Лететтеммдент игхооргейм, айк ххисастсерт, – замер; выражение на его лице «не сообщало никакой надежды».

– Я понял, что нам нужно быстрее отсюда валить пока игхорг, – Марк кивнул. – Что мы попытались сделать уже два раза. Когда игхорг кончится – нас, как я понял, сразу локализуют и схватят. Почему нас не могут схватить пока игхорг – я не понимаю от слова «совсем». Никакой известной мне логики пока в этом не вижу – очевидно, здесь вступает в силу какой-то новый, мне доселе неведомый, фактор... Но если так, то мы, получается, в тупике. Слушай, но ведь это дурдом, все-таки! Почему бы не идти и идти себе на запад? Сойт, – он вспомнил «Лейнгергеммех рейсс-сойтедде», где «сойт» явно значило эту строну света. – Таахейнгес, – изобразил двумя пальцами перебирающего ногами человечка. Затем присел, и начертил на кладке дороги ломаную линию – которая, несколько раз изменив направление, стремилась все равно все дальше на запад.

Твеййессо проследил за пальцем, присел, и там где линия кончилась провел перпендикуляр. Затем поднялся, скрестил руки перед собой:

– Айнехх тахеэллентде.

– Ясно. Тот выход, в том коридоре, ты открыть смог. Или, даже вернее, он был открыт, в плане вашего плана по похищению меня, как видно... Но я всю малину испортил, и теперь от «сойта» мы – вы, то есть, – отрезаны... Слушай... Но я-то пройду? – он обернулся в туман. – Если там просто ворота, типа какие тогда проходили мы с Гессехом, там, в Лейнгергеммех, – то я-то пройду?

Он обвел руками очертания ворот, указал на себя, пальцами изобразил проходящего сквозь них «человечка», затем указал на Твеййессо, повторил запретительно-скрещенный жест.

– Тедегтерт, – тот покивал серьезно. – Не готтетт ллейнгедде, – он указал на север. – Кхаа ггаалетт, – указал на восток, в ту сторону куда они уходили и откуда вернулись.

– Ясно. Путь остался только на север, – Марк достал из внутреннего кармана трубку листа и «стилуса». – Ты знаешь как идти через северные ворота? – указал на север. – Рисуй как там дальше, – протянул трубку.

– Дехх, – лицо мальчика тронула досада. – Айненг ллейнгедетт эйсангтерт. Лайнейстерт, нгаасесс.

– В общем, понятно – ты доведешь меня до этих северных ворот, а там бросишь на произвол моей горькой судьбы... Ну, хотя бы так, – Марк посмотрел на свиток и «стилус», спрятал обратно. – В общем, задача-минимум – найти ту дорогу, по которой мы должны были двигать на север. Потому что там Гессех и Эйнгхенне. Ггайргех, которая там, – он указал на запад.

Мальчишка развел руками; с таким видом, что гадать не приходилось – как добраться до той дороги от этих северных ворот он не знает, а если знает, то либо не знает возможно ли это сделать в данный момент, либо что-то вроде того.

– Да, но что будет с тобой? Ты что, останешься здесь? Ейс – оддетт? – вспомнилось совершенно без напряжения, как-то само собой (что с такой звеняще-тупой головой, в данный момент, было по меньшей мере неожиданно).

– Каггегверт, оддетт, – мальчишка кивнул.

– На съедение игхоргным шпионам? – Марк хмыкнул и оглядел стену тумана.

Они стояли-молчали, довольно долго; Твеййессо, наконец, сказал:

– Пошли?

– Слушай, – Марк опять разозлился. – Попаданец – я, и, соответственно, это я буду учить ваш язык. А не вы – мой. Понял? Так что заткнись, и пошли, да. И чтобы я больше такого от тебя не слышал.

Мальчишка улыбнулся; зубы сверкнули.

– Ладно, пошли... Кстати, почему ты перестал шептаться? – Марк приложил к губам палец. – Где твое, м-м-м... Ломдеххейммде?

– Айнехх таахессеммде ведхесс, – Твеййессо огляделся в туман, поморщился.

– По ходу, я тебя неслабо подставил, – Марк так же огляделся, так же поморщился. – Ладно, попытаюсь это как-то исправить... Пошлейнгес.

Твеййессо двинул на север, следуя предложенной схеме – поворачивал всегда так чтобы общее направление сохранялось. И снова – шли они долго, реально долго, оставалось только представить размеры этого местного, без сомнения, мегаполиса, и им удивляться. Хотя удивляла, здесь и сейчас, больше всего плоскость этого города – ни одной ведь ступеньки, ничего похожего на хоть какое-то изменение высоты. Огромный город был плоский как сковородка (или что там обычно бывает плоское с чем принято сравнивать). И даже досадно, что из-за тумана не видно домов... Которые, кстати, от полотна дороги здесь располагались дальше чем в тех городах – в том первом, с белым Гессехом, и во втором, мертвом... Там палисадники за газонами-тротуарами были не шире четырех-шести метров; здесь – десять-двенадцать метров, не поглощенных туманом, – и дальше неизвестно сколько...

Они шли, и Марк, наконец, начал чувствовать, что этот крайне специфичный игхорговый антураж начинает, наконец, как-то реально действовать на сознание. Стало казаться будто происходящее реально происходит с кем-то другим. Будто смотришь на это происходящее чужими, совсем не своими глазами...

– Быстрее бы дойти, все-таки! Хоть куда-нибудь... Хоть куда-нибудь... Иначе я тут диссолютирую, в этом дурдоме... Как наш провожатый скакун... Интересно, куда он делся, кстати?..

Похоже, что несколько раз они переходили мосты – по сторонам характерные каменные парапеты, за ними – белая неопределенность мглы. Марк, наконец, так измотался, что даже мысль о том чтобы подойти-заглянуть (что там, интересно ведь, все-таки, хотя да, уже реально осточертело) – даже такая мысль вызывала физическое отвращение. Хотелось только одного, одного и одного – дойти, дойти и дойти, дойти хоть куда-нибудь... Так, в смысле, чтобы оттуда уже больше никуда не идти, чтобы там хоть на какое-то время остаться... Он шел, и чувствовал – вот, наконец, и все; силы, наконец, кончаются...

Или виноват, все-таки, проклятый туман? Пока есть тейстер – туман нейтрален; тейстер закончился – туман начинает рассасывать, пиши пропало... Начинает душить, убивать, изгонять... И, кстати, может быть, отсюда он уже не уйдет? Ведь тут, в этом Рейседде, здесь и сейчас, явно что-то не так – эти, ведь явно кислотные, тучки, там, вверху над двором? Блин, найти бы какой-нибудь уголок, забиться туда, и забыть (хотя бы на время) про все это хрен знает что...

– Ллейнгеденгде, – голос, контрастно-звонкий в безысходном тумане, расколол оцепенение.