Почти сразу стало понятно, что животное уводит их на восток.

– Погоди, – обернулся Марк к мальчику после очередного маневра. – Ведь ттайргес остается там? – он указал на запад (насколько он еще ориентировался, давешний перекресток находился там).

– Эйненг ойх эйтайммде.

Насчет выброшенного кристалла мальчишка, похоже, теперь «не парился». Положение дел он представлял как бы намного лучше, и текущий статус волшебного камня его, очевидно, вполне устраивал. Возможно, у него имелась своя задача максимум-минимум; минимум – доставить Марка в некоторую дестинацию, которую он обозначил на схеме, и пока все шло в соответствии с этой задачей...

Город, похоже, располагался на плоскости – шли они минут уже двадцать, и за это время путь не опустился-поднялся ни на одну ступеньку. (Хотя, может быть, никакие не двадцать – столько времени без единого взгляда на часы, с ориентировкой только по ходу солнца, начинали сказываться каким-то странно-отточенным пониманием условности часов, минут, секунд, вообще всяких этих единиц измерения времени – реальную значимость имело, действительно, только солнце, его положение, его свет, и тепло...)

Марк шел, немного отупевая от этого странного акустического эффекта, к которому было, все-таки, трудно привыкнуть – когда звук собственного передвижения отражается на тебя самого со всех четырех сторон, и еще сверху из неба; и отупел, очевидно, до такого состояния, что в этих отраженных звуках начал слышать посторонние примеси. В эхо его шагов стало словно подмешиваться какое-то другое, «подэхо», и очень сильно казалось, что это «подэхо» имело какой-то свой собственный отдельный источник.

– Слышишь? – он остановился, обернулся к мальчишке, поднял палец. – Что за акустический мусор? Во всей этой стерильности?

Тот, как видно, давно заслышал и сам.

– Геэссейммдетт, – сказал он вполголоса, оглянувшись. – Эттаагейм вейргейне лемейнгдетт, – указал дальше вперед.

– Лемейнгдетт, – Марк кивнул. – Я решил, что тоже буду вас так троллить, хотя сейчас, по ходу, шуткам не время. Двигаем дальше, быстрее! – он шлепнул лоснящийся упитанный бок. – Что он так тащится? Внуши ему, как-нибудь, что за нами крадется опасность!

Мальчишка развел руками. Они пошли дальше; конь шел себе не торопясь, выбирая ведомую только ему дорогу. Марк, по мере того как они шли и шли, а постороннее эхо не исчезало (оно только иногда ослабевало, затем могло дальше усилиться, но продолжало явно присутствовать), начинал испытывать даже тревогу.

– За нами кто-то идет, – он основа обернулся к малому. – Сто сорок шесть процентов, и, может быть, буквально по пятам, – обернулся назад, указал в белую муть.

– Ойггенсе айкенг, – мальчишка снова указал себе на глаза, и снова приставил к губам палец.

– Я все очень хорошо понял. Так давай поскачем? Хевете-ка? – он припомнил что говорил Гессех когда предлагал ему сесть верхом. – Или он что, двоих не выдержит? – похлопал по лошадиному боку. – Или у вас ПДД запрещают?

Мальчишка изобразил жестами жезл и взрыв (у него так хорошо получилось, что ошибиться было нельзя).

– Ясно. От вас с непарнокопытным не останется даже кусочка плазмы. И я опять останусь один. Я этого не хочу, поэтому пустим события на самотек. Тогда ты мне вот что скажи – ты с самого начала знал, что за тобой, теперь за нами, шпионят? И что тогда весь этот демарш значит, вообще? Нет, что за дурдом-то, все-таки! У меня уже реально ум за разум заходит – я... Хотя стоп! Я, кажется, ворвался в чем дело. Они, по ходу, не догоняют, что ты пытался увести меня в ту сторону, так? И соответственно не знают, что стекляшка ныне покоится там, что у нас сейчас ее нет. Тогда почему они будут стрелять? Почему им сразу не грохнуть, тебя и скакуна, чтобы остался только я и ттайргес? Стекляшке-то наверняка ничего не будет! Хотя да, зачем им тогда тебя грохать? Нет, это какой-то дурдом, честное слово! Мое попадание – самое шизофреничное за всю историю наблюдения. Или я чего не догоняю, чего-то критически существенного, для всей этой вашей идиотской логики. Ладно, пошли, и посмотрим что будет дальше. Чем все это закончится...

Они шли, шли и шли, и сколько прошли – было неясно, а мегаполис никак не кончался. Марк, поначалу считая повороты, давно потерял к этому интерес и сбился со счета; непарнокопытное, все так же неторопливо-уверенно, следовало своему курсу... Скоро он понял, что дорога пошла по мосту – он прозевал как ограды, газоны и тротуары закончились, и теперь по сторонам полотна стелятся ленты перил – за которыми растворяется сама в себе белая мгла «игхорга»...

Он подскочил к перилам – муть и ничто; вернулся к коню и мальчишке, обернулся назад, вслушался.

– А где шпионы? – повернулся он к своему спутнику.

– Эйнехх ведхесс таахессеммде, – тот снова развел руками.

Марк снова подскочил к перилам.

– Да уж, – он посмотрел вниз. – Там может быть километр. А в длину может быть сто, – он посмотрел вперед, в матово-белую мглу.

Они пошли дальше. Прошли еще, наверное, час (или хрен его знает сколько; главное – реально немало). Мост не кончался. Марк почувствовал, что – вот, наконец, – начинает сходит с ума; ему захотелось выдрать из безупречной полированной кладки под ногами брусок и швырнуть его за перила – в надежде на то, что там, может быть, булькнет (тот мост, который они переходили тогда, с Эйнгхенне, был тоже такой же нехилый, но он шел над водой, а не над какой-то бездной, и не высоко). Проклятый туман реально начинал выносить мозг... И он снова подскочил к перилам, и снова перегнулся и посмотрел вниз...