Мы снова смотрим друг на друга, схлестнувшись в каком-то состязании, и как и до этого, победил я.

Она отвела взгляд, ее внимание сосредоточилось на лисице, скакавшей по покрытом инеем газону.

— И что за дела с вечеринкой? — спросила она через какое-то время.

— Это благотворительный фонд, занимающийся исследованием рака яичников, который мы организовали с отцом, — сказал я. — В этом году меня попросили произнести речь, в частности рассказать о той борьбе, что вела моя мама, и о том, каким она была человеком.

— Это так… важно.

— Так и есть.

— Но? — спросила она, наконец, посмотрев на меня.

Я провел по своей челюсти и вздохнул.

— Как я должен начать разговор о самом лучшем человеке, которого я знал?

Выражение лица Гвен смягчилось.

— Джейн была необыкновенной, Логан, — сказала она, пропуская между своих пальцев волосы у меня на затылке. — И я понимаю, что рассказ о том, каким человеком она была, не может свестись к банальной речи. Поэтому вместо этого подумай о том, что ты услышал ее голос в своей голове, и тот, что самый громкий, что он тебе говорит? И чтобы там ни было, возможно стоит начать именно с этого.

Я раздумывал над словами Гвен, припоминая все маленькие «уроки», которыми мама обычно делилась и которые в то время звучали как нечто банальное, но сейчас позволяли мне успешно шагать по жизни — проявлять истинность и доброту, жить с определенными убеждениями и целью, всегда быть честным. Были еще и другие, как те настоятельные призывы сражаться за каждое мгновение, даже за плохое, и быть терпеливым с отцом, сейчас, после ее ухода, моя поддержка была нужна ему как никогда.

Внезапно, кое-что всплыло в моей памяти, то, что говорила мне мама незадолго до своей смерти, нечто, о чем я не думал с тех пор: «Однажды ты встретишь правильную женщину, Логан. И когда это произойдет, ты узнаешь, что это именно она, потому что единственным и самым непреодолимым будет для тебя не желание проводить каждую минуту своей жизни с ней, а страх потерять ее. Поэтому, сообщи о своих намерениях, прежде чем ты утратишь такую возможность».

И показалось, что все, что было окутано туманом, вдруг прояснилось. Я хотел всего этого вместе с Гвен, и если у нас был хоть какой-то шанс на настоящие отношения — на совместное будущее — тогда должна быть прочная основа из доверия и честности между нами. Проблема была в том, что я не знал, чувствовала ли Гвен то же самое — или могла ли почувствовать когда-нибудь то же самое. Я мог бы стать всем, сделать все, что в моей власти, чтобы показать ей, что я не был Стивеном, и что мы с ней представляли собой нечто большее, чем то, что у нее было в Сан-Франциско. Но этого могло быть по-прежнему недостаточно, особенно, если она уже все решила.

— Мама бы сказала мне пойти за тем, чего я желал, со всем, что у меня есть. И прямо сейчас единственное, чего я хочу, это ты, — я дотронулся до ее лица, едва касаясь ее скул. — Лежать на диване и смотреть с тобой фильм после игры. Чтобы ты сидела на столешнице, в то время как я пытаюсь приготовить обед для тебя. Хочу, чтобы ты обнимала меня в моей постели поздно ночью и рано утром. Но больше чем это, больше всего я хочу, чтобы ты была женщиной, идущей со мной под руку на публике и когда мы одни, но особенно на вечере в память о моей матери.

Мои слова зависли в пространстве между нами.

Ее рука оставила мою шею, когда она освободилась от моей хватки.

— Логан, — никогда мое имя не звучало так тяжело, так громко. — Мы уже разговаривали об этом.

Даже несмотря на то, что я ожидал такой реакции, меня охватило разочарование.

— Нет, это ты говорила об этом, — сказал я.

Она покачала головой, как если бы я был совершенно неразумным.

— Тогда, почему я должна объяснять тебе снова, что я не хочу привлекать к себе такого внимания?

— Потому что ты на самом деле в прошлый раз ничего не объяснила, Гвен, — сказал я. — Ты просто приняла решение и ожидала, что я соглашусь с ним.

— Я, честно говоря, не припоминаю, чтобы ты жаловался прошлой ночью, — сказала она, ее голос был полон сарказма.

Я вздохнул и потер свои глаза.

— Я готов признать, что у нас нет проблем в том, что касается постели. Но тогда, это имеет смысл, потому что мы на самом деле едва ли разговариваем друг с другом.

— Правда? Потому что я думаю, что мы общаемся просто прекрасно. До этих самых пор, когда ты решил изменить свои устремления в том, что касается меня.

— Боже упаси, если я хочу взять тебя с собой на ужин в память о моей матери, где другие люди могут увидеть нас вместе, — сказал я.

Поднявшись с дивана, она скрестила руки и практически прокричала:

— Потому что это не просто ужин. Это публичное заявление всему обществу.

— Чушь полная. Это личное. Это признание того, что мы вместе и это не интрижка, в чем ты продолжаешь себя по-прежнему убеждать, — сказал я, мой собственный голос стал громче, потому как параллельно с ним росло и мое раздражение. — Почему тебе так сложно признаться в этом? Чего, черт побери, ты боишься? И почему мне постоянно кажется, что ты одной ногой уже за дверью?