— О, да, Боб, давай поговорим о том, чтобы подумала Джейн, если бы Логан приходил домой пьяным после каждый игры. О том, как рассыпается его колено, и насколько Логан осторожен — слишком осторожен для кого-то в его возрасте — когда проходит поворот. Давай поговорим, чтобы подумала Джейн о ежедневных уколах от боли, о постоянной физиотерапии и о постоянном принуждении играть травмированным.

— Гвен, милая, сейчас не самое подходящее время… — начал Роуз.

— На самом деле, давайте поговорим о том, чтобы сказала Джейн о твоем поведении, Боб, — перебила Гвен. — Все, сидящие здесь, могли бы снести твою грубость и спустить тебе это с рук, но Джейн точно этого бы не сделала. На самом деле, я думаю, что ей было бы стыдно. Несчастье произошло со всеми нами. Оно приняло разную форму и оставило после себя разную форму опустошения, но мы все пережили это.

— Милая, — снова повторила Роуз, но Гвен была в ударе.

— И я понимаю, что тебе больно, что все эти годы были трудными для тебя, но это не дает тебе права вести себя непотребно и крайне невежливо с единственным членом семьи, что остался у тебя, — ноздри Гвен раздувались, глаза блестели и были широко распахнуты, и в них было столько огня, сколько я не видел раньше. — Логан — твой сын — по-прежнему здесь, и он любит тебя. Возможно, тебе стоит вспомнить об этом, когда ты будешь оскорблять его в следующий раз, — Гвен встала из-за стола и выбежала из столовой.

Какое-то время все сидели неподвижно, пребывая в шоке от ее взрыва. Затем отец, не переставая быть самим собой, поднял бокал и допил остатки Пино Нуар.

Я прочистил горло и поднялся.

— Я… пойду посмотрю как она.

Я обнаружил Гвен в оранжерее, всматривавшуюся в кромешную тьму ночи и яркие звезды на небе. Снаружи земля казалась серой и покрытой кристаллами, деревья были укутаны льдом. Гвен обернулась, ее плечи опустились, лунный свет, струившийся сквозь окна от пола до потолка, освещали черты ее лица серебристым светом.

— Я знаю, что у тебя есть силы постоять за себя, но я не могла больше слушать эти пассивно-агрессивные реплики, — сказала она, ее голос был спокойным и твердым.

Я направился к ней, мои шаги приглушала керамическая плитка.

— Раньше я спорил, но через какое-то время понял, что это бесполезно, когда отец в таком настроении.

— Что за чертовщина с ним творится? — спросила она, опускаясь на один из плетенных диванов, стоявших рядом. — Он ведет себя, как совершенно другой человек…

— Я не знаю. Как будто какая-то его часть сломалась и ее больше не отремонтировать, — сказал я, опускаясь на диван рядом с ней. — Эта его часть выходит наружу только во время праздника, к счастью, но мне по-прежнему жаль, что ты стала свидетелем этого. И я приношу извинения за все его завуалированные оскорбления.

Гвен толкнула меня в плечо и улыбнулась мне уголком рта.

— О себе я слышала утверждения и похуже.

— И ни одно из них не является правдой, — сказал я, глядя прямо ей в глаза.

Она посмотрела в ответ, устроив что-то вроде молчаливого противостояния.

— Я не сожалею о том, что сказала.

— Знаю, — сказал я. — И я ценю твою заботу.

— Но ты не согласен, — это должно было быть вопросом, но мы оба знали, что это было утверждением.

— Жестокость игры отражается на теле каждого игрока, — сказал я. — Мое не исключение, Гвен.

— И ты постоянно напоминаешь мне об этом, — сказала она. — Я просто не понимаю, как ты можешь утверждать, что любишь спорт, который уничтожает тебя таким образом.

— Утверждать? — спросил я, поднимая бровь.

Она кивнула.

— Я думаю, что давным-давно, как в сказке, ты влюбился в футбол. Точно также как и я когда-то влюбилась в кулинарию. И хотя я верю, что часть тебя по-прежнему любит футбол и то, что он собой олицетворяет, я также думаю, что те чувства омрачены ожиданиями и давлением в том, что касается контракта ведущего квотербека, — Гвен прижалась ко мне своим телом, глядя на меня так, как будто ей были известны мои самые потаенные секреты. — Я смотрела практически каждую игру в этом сезоне, и не похоже, чтобы тебе было слишком весело за все эти дни.

— Потому что владельцы не платят мне миллионы долларов за то, чтобы было весело. Они платят мне за игру. За выигрыш в чемпионате. Поэтому, если это означает, что меня должны поколачивать, то так тому и быть, — сказал я, мой голос был наполнен досадой, мне так хотелось, чтобы она поняла мою точку зрения по этому вопросу хотя бы раз. Любовь к игре, желание победить и при этом оставаться профессионалом, не должны быть взаимоисключающими. — В конце концов, это работа, Гвен, и я должен выполнить ее любым способом, который был бы самым эффективным и действенным. Тоже самое делаешь и ты каждый раз, когда затачиваешь ножи и завязываешь фартук. Я думал, что ты как никто другой могла бы понять меня.