Савва попробовал встать на ноги, но тут же поскользнулся в грязи и снова рухнул на бок.

— Вообрази, будто оступаешься. Не думай, как подняться. Помнишь мои советы? — со скупым сочувствием подсказал Пол-лица.

— Такую небыль сложно забыть, — ощупывая зашибленный зад, застонал Савва.

— Зовут-то тебя, как? — уточнил Пол-лица.

Взгляд Саввы суматошно заметался по яме, словно в поиске чего-то утраченного, а бледные губы беззвучно шевелились подобно рыбьим.

— Понятно. Не переживай, имена не очень-то и нужны. Чаще пялятся только на личину, прочее людям без надобности.

Пол-лица собирался обнадеживающе похлопать Савву по плечу, но неожиданно застыл на месте, будто завороженный. У края ямы стоял напыщенный толстяк в сутане и самодовольно взирал на пленников.

— Успел-таки до города добраться, — сквозь зубы прошипел Пол-лица.

— Отрадно видеть знакомое лицо. Я как услышал про пойманных смертников, так тотчас же заспешил воочию удостовериться, нет ли среди них старого приятеля, — насмешливо проговорил правильник. — Сапоги мои еще у тебя?

— Не могу разделить твоей радости. А сапоги в котомку всунуты. Как знал, что придется хозяину воротить, вот и не выкинул, — угрюмо подтвердил Пол-лица.

— Это возможно твой самый разумный поступок за сегодняшний день, — толстяк легонько поддел смертника, уподобившись коту, учинившего забаву над уже словленной мышью.

— А самым глупым было, пожалуй, оставить тебя в живых, вместо того чтобы сразу прикончить в боярышнике, — поддержал затеявшуюся игру Пол-лица.

— Не кручинься. Уж я такой оплошности в отношении тебя не допущу, — елейным голосом заверил толстяк и приказал торчавшим поодаль стражникам спускать лестницу.

— Правильник, вели сбросить веревку. Ему лестницу не одолеть, — крикнул Пол-лица, указывая в сторону растерянно ползшего на четвереньках Савву.

— Что с ним? — скептически осведомился толстяк.

— Запнулся, когда лез вниз. Рассадил колено, — сочинял Пол-лица.

Савва весьма кстати заныл и повалился на спину.

— А потом треснулся башкой, — добавил Пол-лица для большей убедительности.

Правильник окинул взглядом лежавшего пленника, как погонщик

строптивого осла, замершего посреди тракта, но все же распорядился подать веревку.

— Представь, что узел рвется, а ты падаешь, — повязав веревку вокруг талии Саввы, шепнул Пол-лица и махнул недовольным стражникам, исполнявшим роль тягловых лошадей.

Если доселе правильник откровенно не верил россказням о немощах пленника, то теперь ему пришлось серьезно задуматься. Савва настолько натурально ударялся о стену ямы, болтаясь на конце веревки, что самый мнительный ростовщик признал бы в нем хворого.

Когда мучения взмыленных стражников увенчались успешным подъемом, Пол-лица, благоразумно вскарабкавшись по лестнице, уже достиг поверхности. Он хотел было заговорить с правильником, но плотный мешок, накинутый на голову расторопным стражником, и ощутимый толчок в спину, враз отбили всякую охоту к беседе.

Глотая мучную пыль Пол-лица, покоряясь воле незримого надзирателя, с трудом забрался в телегу. Раздался окрик правильника, колеса скрипнули, и началась обычная для ухабистой дороги тряска.

Вскоре телега пошла на взвоз, угрожающе заскрежетала бортом о забор, подсказав смертнику, что его везут по знакомой узкой улице прямиком в резиденцию правильников.

Короткая поездка завершилась на шумной площади, постепенно сменившейся обыденным душком казенного помещения, незаметно перешедшего в гнетущую тишину подземелья.

Слушая тяжелое сопение Саввы, постоянно спотыкавшегося позади, Пол-лица старался закрепить в уме направление пройденных поворотов, но быстро сбился. Совершенно запутавшись, смертник смиренно дождался окончания пути и, распрощавшись с опостылевшим мешком, смог, наконец, оглядеться.

Наиболее чистый угол просторного каземата был отдан под стол, за которым величественно восседал неизвестный правильник. Дрожащий свет факелов придавал его морщинистому лицу поистине устрашающее выражение, заранее понуждая сознаться во всех проступках. Савва, валявшейся в прелом сене рядом со смертником, уже был готов поведать о самых сокровенных своих тайнах, но как нарочно не помнил ни одной.

— Это смутьянство или какая-то злая издевка? — без предисловий начал пожилой правильник, прежде отослав стражников в коридор.

— Благоволите простить, так сложились обстоятельства, — извинился Пол-лица, стремясь зарекомендовать себя здравомыслящим человеком.

— Зубы заговариваешь, падаль! Каленое железо вмиг выжжет из тебя всю спесь, — кровожадно рявкнул толстяк, оставшийся в дверях понаблюдать за допросом.

— Вы бы умерили пыл, тридцать второй брат. Мне выпала честь быть главой здешнего братства правильников и никто не обладает привилегией без особого дозволения вмешиваться в ведомое мной дознание, — осадил толстяка пожилой правильник.