Шрифт:
— Монеты я отдал Джагинсу за прикрытие, — ответил Оливер. — Забудь прошлый раз. В погребальных пещерах рядом с долиной валяется только хлам. Мы с Шанти чего там только не находили, кроме золота. Здесь же дело другое…
— Хорошо. Это твой план, так что за все отвечаешь ты. Надеюсь, в этот раз меня не высекут волчьей крапивой поперек спины.
Анабель заметила, как помрачнел Оливер. Он хорошо помнил унизительную экзекуцию, устроенную по приказу нового главы охраны домена с непроизносимым именем. На дворе перед усадьбой ее привязали к бочке и драли до тех пор, пока со стеблей не слетел последний лист. Один из наемников затем хотел облить ее спину джином, но Оливер выбил бутылку у него из рук, за что схлопотал в челюсть от полуслепого громилы по имени Олаф.
— Годвину не обязательно знать о твоей отлучке, — ответил крестьянин, непроизвольно коснувшись левой щеки. — Ваш староста, конечно, болтлив, но его молчание всегда можно купить. Посулю ему пару золотых монет за каждый твой новый побег, он и будет нем как черепаха.
— Плевать на него! Если соберем достаточно золота, нас тут даже Нисмасс не удержит, — воскликнула она. — Переберемся на материк и заживем по-человечески!
— А там все еще живут люди? — усмехнулся крестьянин. — Я стараюсь не ради грибов. Там должен быть предмет, который в будущем изменит нашу жизнь.
— Вот оно как? — помрачнела Анабель, с детства не любившая сюрпризы. — Что же это? Надеюсь, не магия какая-нибудь?
— В свое время узнаешь. Только не болтай лишнего, а то наемники все отнимут.
— Будь здесь Грог, они бы нас пальцем не тронули.
Оливер обреченно вздохнул.
— Будь здесь Грог, мы бы уже давно там побывали. Ладно. Все равно псы барона ничего не узнают. В тот лес давно никто не ходит.
Впереди между деревьями показалась пыльная колея. Утесы справа становились все меньше, пока не превратились в небольшие песчаные насыпи. Оставив обожженные солнцем поля, они вышли на дорогу напротив болота. Вокруг росли деревья. Пели птицы. Неподалеку начинался пологий склон, уводивший к скалам, окружавшим лощину. Глядя на холмики, поросшие белым луконитом, верхушки которых поднимались над камышовыми зарослями, Анабель перевела дух. Здесь заканчивались земли Лендлорда, а вместе с ними и его власть.
Встав посреди дороги, Оливер прочертил копьем в воздухе дугу и огляделся.
— Шанти сказал, что будет ждать нас тут. Где их ветер носит?
— И что теперь? — спросила она, наблюдая, как между холмами над трясиной порхают разноцветные бабочки.
— Путь из города неблизкий. Наверное, опаздывают, — послышался раздосадованный голос Оливера. — Пойдем к таверне. Может, встретим их по дороге.
— Может, там и пожрем? — жалобно заскулила Анабель, погладив ладонью плоский живот. — У тебя хоть какие-то деньги есть?
— Шанти обещал принести мешок с едой. Позавтракаем на пастбищах. Надеюсь, сидр он захватил…
Парень сказал это, глядя куда-то в сторону. Анабель последовала его примеру, рассмотрев среди кустов постамент со статуей Нисмасса. На мощеной площадке возле дороги стоял позолоченный истукан. Фигура в плаще, со связанными веревкой запястьями, по традиции была обращена грудью к свету. Пальцы на обеих руках были растопырены, со слов стариков, чтобы придать сходство с солнечными лучами. Лицо созидателя скрывал безразмерный капюшон. Простая мантия ничем не отличалась от мантии демонессы Нигмы, которую они с Еленой видели в городе, когда посещали ротонду тамошнего нигманта.
Статуи, подобные этой, были расставлены по всему острову. Охотники находили их даже на севере, а крестьяне откапывали на полях. Точно неизвестно, как они появились на Миркхолде. Нисманты утверждали, что их установили первые колонисты, пытаясь таким образом защитить остров от зла, а простолюдины наивно полагали, что это дар Нисмасса.
Подойдя к постаменту, Оливер как обычно преклонил колено перед статуей и начал молиться. Анабель встала рядом, закинув копье за спину. Каждый раз, когда Оливер начинал свои тщедушные бдения, ей хотелось треснуть его по голове. Молитву она считала бесполезной тратой дыхания, чем-то наподобие горячечного бреда. Хотя некоторые и впрямь думали, будто слова, обращенные к позолоченному истукану, могли как-то им помочь.
Отдав дань уважения Нисмассу, Оливер стал просить благословения всего, что могло повлиять на жизнь окружавших его людей.
— Нисмасс, благослови память моих предков, — шептал парень, закрыв глаза. — Нисмасс, благослови силу отца моего…
— Говорят, если пожертвовать ему тысячу золотых, он приподнимет плащ и позволит чмокнуть себя в задницу, — давясь со смеху, произнесла она.
Оливер не реагировал, но голос его заметно потяжелел.
— Нисмасс, благослови очаг моей матери. Благослови крышу дома моего.
— Благослови сапоги мои, Нисмасс! — нараспев произнесла Анабель. — Давай вместе. К вечеру управимся. Благослови деревья, благослови горы, благослови небо, благослови воду, благослови…
— Нисмасс, благослови сердце моей возлюбленной.
— Мое сердце в порядке, Нисмасс. Не слушай его!
Вскинув копье, она прицелилась и нанесла удар острием прямо в бронзовый лоб божества.
— Ты забыл бабушку!
Раздался мерный звон, от которого Оливер вздрогнул. Через мгновение сын крестьянина был уже на ногах. Анабель кокетливо улыбнулась и шаркнула ножкой. Оба посмотрели на крошечную точку, оставшуюся на капюшоне в том месте, где у статуи предположительно был лоб.