Сейчас о зловонном лабиринте под Готфордом помнили лишь губернатор и несколько богачей из верхнего предела, у которых под холмом была собственная крошечная канализация. Остальные люди смутно представляли, что находится у них под ногами, даже когда видели на мостовых забитые мусором сливные отверстия. Гримбальд в глубине души даже был немного горд, когда прогуливался по древним тоннелям, ведь другим людям на острове путь сюда был закрыт.

Прошло еще несколько часов, которые он провел возле стеллажа с артефактами, прежде чем наконец вернулась Кассия. Взяв ее под руку, он проследовал с ней в Зал советов, где служанки накрывали стол. По дороге Гримбальд заметил, что воров в поддворье заметно поубавилось. Кассия пояснила, что это связано с близящимся рейдом на Рыбий остров. Опасаясь, что среди людей могут быть шпионы Ходда, способные проследить за лодками, она отпустила большую часть из них в город. Гримбальд разделял опасения подруги, не разумея только, почему шпионов не могло быть среди головорезов, которых она набрала себе в помощь.

За столом в зале уже сидели Браго и Арманд. Рядом еще трое воров. Там же поминутно появлялась прислуга с подносами. Люди о чем-то оживленно переговаривались, игнорируя присутствие госпожи. Один только пожилой бородач с изможденным лицом поприветствовал Кассию кивком. Усевшись на трон во главе стола, девушка поманила Гримбальда к себе, указав на пустующее кресло справа, где обычно сидел Арманд. Златовласый вор, поймав его нерешительный взор, утвердительно кивнул, и Гримбальд смело занял его место.

— Это не пир и не праздничный ужин, — объявила Кассия, жестом приглашая соратников к столу. — Можете начинать. Остальные подойдут, когда захотят.

Воры с радостью набросились на еду. За столом их было пятеро. Вскоре пришли еще двое в серебристых кольчатых рубашках и уселись напротив, принявшись кромсать ножами баранину. Служанки прибежали вновь. Одна поставила подле Арманда мясное блюдо, другая обслужила Браго. Гримбальд проследил за тем, как манерный вор, больше похожий на дворянина, подцепляет кинжалом ломоть баранины и аккуратно шинкует его у себя на тарелке. Негодяй со шрамом схватил свой кусок рукой, после чего шепнул Арманду что-то на ухо, одновременно указав на задницу служанки. Засмеялись при этом оба.

Среди воров Гримбальд чувствовал себя не в своей тарелке, да и Кассия в их присутствии менялась. Жизнь в канализации сказывалась не только на ее коже, но и на характере. Кэрк был прав, когда говорил, что живущий обманом человек лишен положительных качеств, а дружба с ним превращается в подобие деловых отношений. Все здесь были такими. Только в Кассии старый ворчун ошибался. Хорошо, что папа не знал, кем на самом деле была его подруга, которую во время визитов в лагерь охотников он выдавал за дочь ювелира.

— Эй, мальчик, — послышался низкий голос, — ты считать умеешь?

Гримбальд повернулся, пытаясь понять, что это было: угроза, вопрос или замечание. Справа от него сидел тот самый бородатый вор, единственный приветствовавший госпожу. На старике был коричневый джеркин с золотыми пуговицами и малиновые штаны, расшитые желтыми нитями по бокам. Белая борода коротко подстрижена. На крючковатые пальцы нанизаны перстни.

— Тебя ведь Гримбальд зовут? — осведомился старый вор, больше похожий на богача из верхнего предела.

Гримбальд кивнул, нервно барабаня перстами по столешнице. Этого белобородого он видел впервые. Судя по изможденному лицу и бледной коже, старик, как и его подруга, редко покидал канализацию.

— Так ты обучен счету?

— Да. Отец научил меня считать до ста, — ответил он, не понимая, зачем это знать незнакомцу.

— Терёк наш лучший счетовод и единственный казначей, — подсказала Кассия, бережно взяв его за руку. — Не волнуйся, он всех об этом спрашивает. Думает, только образованный человек способен решать проблемы.

— А разве нет, госпожа? Многие люди умеют считать золотые монеты поштучно и десяткам, но от этого не становятся умнее. Скорее наоборот. Они выставляют напоказ свое невежество, принимая за деньги тот низкопробный шлак, который штампует монетный двор Ремана. Благодаря разуму, человек выживает в этом мире; но разум надо тренировать. Цифры оттачивают его, делают острым и гибким, как шпага.

— Не согласен, — робко возразил Гримбальд, проведя указательным пальцем по ладони подруги. — Большинство людей, которых я знаю, вообще считать не умеют, и больше двухсот золотых в руках не держали, но это не мешает им выживать в глуши.

— Ах, в глуши, — засмеялся старик, пощипывая снежную бороду. — В городе мы и впрямь живем по другим правилам, мальчик, но дело ведь не только в этом. Не важно, где ты считаешь, важно — как ты это делаешь. Скажи, пожалуйста, сколько будет восемью восемь.

— Шестнадцать, — чуть подумав, ответил Гримбальд.

Терёк засмеялся громче.

— Шестьдесят четыре, мальчик. Значит, делить и умножать ты не умеешь.

Гримбальд помрачнел. Терёк не мог не заметить, что он простолюдин. Одно из двух: либо старик издевался над ним, либо пускал пыль в глаза. Людям, далеким от торговли, вообще не надо думать о такой ерунде как счет. Для всеобщего удобства золотые монеты Магории имели на реверсе цифру, соответствующую их стоимости, которая исходила из веса: один золотой, пять золотых, десять золотых и пятьдесят золотых. Больше простому люду и не требовалось.