Шрифт:
— Мам, — уже на краю сна позвал Коул, зацепившись за одну мысль. — А что случилось всё-таки?..
— Всё потом. — Ласковое мамино лицо расплылось и раздвоилось в глазах, и второе вдруг показалось немного другим — более жёстким и печальным. — Спи.
И Коул уснул.
* * *
Рин вставал по будильнику. Здоровенное бронзовое чудище с двумя чашечками звонка наверху досталось от кого-то из предков — циферблат был расписан указаниями витиеватым шрифтом, что и в какой час положено делать. Как всегда, Рин спросонья хлопнул по будильнику ладонью, проморгался, прочёл указание на четырнадцать тридцать — «Конная прогулка и лёгкий чай с печеньем» — и хихикнул. Ну, да, конечно…
Только простолюдины думают, будто «знатюки» свободны от правил, и могут спать до пол-смены и обедать когда захотят. На самом деле, точность среди имперской знати была правилом хорошего тона. И пусть Рин был не из Старших Семей, где детей учили по секундомеру завязывать шнурки — но даже в полусгнившем доме, один в громадном пустом крыле, не позволял себе изменять приличиям.
К тому же, в свой первый рабочий день! Рин твёрдо решил, что на работу он все же пойдет. Если Коула уволят — кто поможет ему и маме деньгами? Ведь для такого и нужны друзья!
Рин наскоро помылся под тепловатым душем: трубы с вечера ещё не успели остыть. Большой котёл в подвалах давно угас и умер, и спасибо привратнику, что раз в сутки растапливал малый — недаром в титуле каждого привратника исстари значилось: «Хозяин ключей и хранитель очага».
На кухне уже бурлил чайник — предусмотрительно заведённый с вечера кухонный таймер (спасибо Коулу, что починил) сработал вовремя и разжёг плиту. Нет времени на сложную готовку, нужно успеть на работу пораньше. Поэтому Рин просто бросил в миску пару кубиков овсяного концентрата, засыпал сушеной зеленью и специями, и залил кипятком. Для себя он взял с полки две кружки, и в одну сыпанул чая, в другую — бульонного порошка (того и другого оставалось на донышке).
Графиня ни за что не согласилась бы есть продукцию пищефабрик, ведь та считалась едой бедноты: но тётка давно уже жила в мире собственных смутных грёз, а Рин — в реальности. К тому же, вкус у старухи притупился, как и прочие чувства заодно с памятью, и вряд ли она поймёт, чем её потчуют. Прихлёбывая попеременно чай и бульон, Рин чистил баранину от сизых плёвок и резал кусочками, мешал с накрошенной морковкой и луком в миске и пересыпал специями. Сегодня на ужин будет рагу, как учила Коулова мама… На улице уже отгремели новости — время поджимало.
— Доброй побудки, Марта! — Рин залпом допил чай и сунул вошедшей служанке в руки поднос с миской овсяной похлёбки. — Покормите её всеточность тётушку, а мне пора!
— Ты куда, малец?..
— На работу! — крикнул Рин уже из коридора.
Он выбежал из ворот особняка на прохладную, умытую дождем улицу. Светлый город просыпался: открывались ставни, хлопали двери, и над трубами уже курились первые дымки. Мимо прокатил молочник на велосипеде, с побрякивавшими в проволочной корзинке бутылками.
В храме на углу звонили к утренней проповеди, и люди уже собрались во дворе за кованой оградой, перед ступенями здания с бронзовым куполом и двумя мозаиками по бокам от входа. Левая изображала фигуру в узорчатых одеждах и маске с венцом лучей, символизировавшую Вечность; правая — Небытие, в глухом плаще с надвинутым капюшоном, под которым чернела пустота. Вот на ступени вышел бритоголовый жрец в чёрной сутане и воздел руки для благословения.
Пока старость не приковала тётушку к креслу, она строго настаивала, чтобы Рин посещал службы. Но сейчас он лишь сложил на бегу пальцы «святой дюжиной», и пробежал мимо.
Но оказалось, что Рин мог особо не торопиться. Войдя в ворота, он удивлённо остановился. Во дворе собралась толпа рабочих; некоторые выглядели хмурыми, другие растерянно переглядывались. А у входа стояли две «консервы», и вдоль толпы расхаживали полицейские с блокнотами. Рин в первую секунду подумал даже улизнуть, но «полиц» заметил его и подозвал жестом.
Мальчик внутренне сжался. Но полицейский всего лишь задал несколько кратких вопросов — сколько он работает здесь, чем занимался вчера, и во сколько покинул завод. Записал всё в блокнот, и отошёл. Рин осторожно подобрался к группе мальчишек.
— Эй, друг! — осторожно обратился он к ближайшему. — Что случилось?
— А ты ещё не знаешь? — оживился мальчишка. Кажется, возможность поделиться новостью его обрадовала. — Геруд погиб!
— Что? Как?
— С крыши в пропасть убился! — Парень изобразил рукой падение и красочный «бдыщь!» в конце, так, что Рина аж передёрнуло. — Говорят, его только по сюртуку опознали, прикинь? Вот полицы по заводу и шарят… — Он кивнул на двоих полицейских, что как раз прошли мимо с ищейкой на поводке.