Рин предпочёл не спорить.

На полпути машина замедлила ход — как видно, рабочие завели движущий маховик двигателя только на треть. В отличие от хоромобилей на сверхмощных гигаджоульных пружинах «белой стали» и с Камнями Времени в двигателях, махомобили приводились в движение диском-маховиком и требовали долгого завода.

Это стоило им пятнадцати минут задержки, пока водитель с бранью крутил заводную ручку. Ури курил у машины, а Рин любовался видом горной впадины, затянутой туманом. На дальнем склоне виднелись руины странных очертаний — одно из зданий Бывших, не до конца разобранное на стройматериалы.

Несколько косых лучей солнца пробились сквозь тучи, и озарили долину: туман заиграл призрачными оттенками золота. Может быть, подумал Рин, в самом деле, не так уж важно искать причину в запутанных правилах общества. Может, для работы нужно научиться бездумно выполнять то, что должен. Ведь если пытаться вникнуть во всё — то не останется времени даже заметить, как красив иногда бывает мир…

До вокзала дотянули, как говорится, «на последнем обороте». Монорельс здесь делал петлю, и ангарчики вагонов лепились к наружной стене вокзала — двухэтажного строения в форме буквы «L» с высокими арочными окнами; на крыше его вращались многочисленные ветряки. Серебристые нити рельсов сходились к вокзалу, перекрещивались и причудливо сплетались, и убегали на север.

Машина проехала мимо маленького лагеря, что был разбит в стороне от дороги — всего несколько убогих шалашей и навесов. Усталые, бедно одетые люди сгрудились вокруг костра, на котором варилось что-то в старой консевной банке. Перемещённые лица — депортированные из других округов, которым ещё не нашли новое место. За ними наблюдали трое крепких парней с дубинками на поясе, в гражданской одежде, но с нашивками в виде скрещённых часовых стрелок на рубашках. Цайгеры, добровольцы из гражданского ополчения «Штунден Цайгер».

— Давай, за мной! — Ури вылез из машины, как только та затормозила на стоянке. Тут же вокзальный рабочий присоединил к капоту суставчатый заводной рукав, такой же, как во вчерашнем злополучном станке. Теперь вращение ветряка на крыше должно было завести маховик. По всей Империи ветряки и водяные колёса использовали для получения механической энергии.

Рин с учётчиком прошли сквозь вокзал, просторный и пустой изнутри: лишь буфетчица скучала за стойкой. Анкервилл был транспортным узлом средней значимости на перекрестье двух линий: от ферм и фабрик восточных предгорий на юго-запад, в столицу — и из Клокштадта на север, в Бомтаун. Вокзал изначально строился только для грузового оборота, и в город мало кто приезжал, кроме окрестных фермеров. А с тех пор, как на севере проложили Третью Радиаль, станция утратила часть своего значения — теперь поезда шли с севера на юг, порой даже без остановки.

Груз уже ждал на платформе. Ящики из тёмного дерева с белыми эмблемами завода были выстроены штабелями возле конвейера погрузочной линии. Подошёл дежурный по станции, и они с Ури обсудили расписание.

— Всё как положено, не сомневайтесь. Отправка сорок вторым поездом, в семнадцать-тридцать. Должны ещё со Свалки пару контейнеров железа подогнать: в Бомтауне отгрузят.

Ури кивнул, и повернулся к Рину.

— Вот тебе и практика, малец. Иди, заполни по инструкции реестр груза, — он указал на ящики. — Потом мне покажешь. А я пойду, чайком согреюсь… — И, с чистой совестью свалив работу на новичка, ушёл в здание вокзала. Рин с сомнением взглянул на штабель «практики». Первый рабочий день начался слегка несуразно — или это в порядке вещей, несмотря на все слова о том, что Учётная Служба «работает как часы»? Ладно…

Работа оказалась несложной. Нужно было всего лишь сверять сочетания ярлыков с инструкцией и вписывать в бланки форм. Бланков в папке была целая стопка — как и большинство документов в Империи, отпечатанных на плохой, серой тростниковой бумаге с тусклыми оттисками синих печатей…

Рин управился за полчаса. Он ещё не успел вникнуть в работу, но уже чувствовал себя обескураженно. Неужели все учетчики этим занимаются сутки напролёт — выполняют действия, смысла которых сами не понимают?

Отвлекая от работы, живот тихонько заурчал. Рин огляделся по сторонам. Через запыленные окна вокзала он разглядел Ури — тот попивал чай у стойки. Рин не знал, можно ли новичкам есть на работе, поэтому укрылся за грудой ящиков и достал из кармана завёрнутый в платочек сухарь. Он грыз его и разглядывал громадные погрузочные краны на водяной тяге между путями, из-за мощных противовесов больше похожие на гироскопы. Вокзал протянул через пути щупальца трубопроводов, погрузочных линий, решетчатых эстакад. Всё это было громадно, сложно и непонятно ему — вот Коулу здесь понравилось бы.

В какой-то момент мальчику послышался странный, пронзительный звук, что вплетался в шелест ветра. Звук нарастал, и Рин наконец понял — это поют рельсы. И, будто в подтверждение его мыслей, семафор на платформе с щелчком откинул полосатый флажок.

— Внимание! — заскрипел голос из рупоров на крыше вокзала. — К первой платформе прибывает состав. Просьба отойти от края… — На глазах у Рина, из-за дальнего отрога гор выскользнуло что-то серебристо блестящее, слишком маленькое и быстрое для поезда — но оно мчалось по рельсам к станции, и становилось всё больше. Рин уже хотел идти к учётчику, но тут увидел, как на платформу вышел человек. Приглядевшись, он с изумлением узнал инспектора Хилла. Что ему здесь понадобилось?

Рину почему-то стало неуютно. Вчера он не обратил внимания, тревожась за Коула — но когда они расставались у подъезда, Хилл вёл себя странно… Мальчик отступил за ящики так, что его не было видно с платформы, и осторожно выглянул.

Транспорт сбросил скорость и подкатил к платформе. Всего один клокомотив без вагонов, целиком заключённый в обтекаемый, остроносый кожух. Это был шнеллер, «быстровоз» — скоростная пассажирская мотрисса для срочных путешествий. Кто это пожаловал в Анкервилл из столицы?..