К следующему отбою план забастовки был почти готов. После ужина никто не спал — наперебой вели обсуждения и составляли список требований. Придумали лозунги, и каждый повторял их на разные лады, будто изумляясь только что открытой истине. И впервые в жизни Лигби видел, как грубые, пустые лица оживляются, и загораются глаза.

А писать лозунги на полосах материй, нарезанных из чехлов от лопастей, досталось ему. У Лигби почерк был красивый, и он долго, старательно выводил крупные буквы: транспаранты вышли на загляденье. Как же горд он был!

…Когда ветряки семнадцатой линии вдруг разом остановились, начальник участка послал зама проверить. Когда тот прибежал, не в силах найти слов от волнения — поспешил туда сам. И опешил, увидев хмурую толпу рабочих у барака. Передний ряд держал врастяжку транспаранты. «ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ БЕЗ ОТДЫХА!», кричали буквы по ткани. «МЫ НЕ МАШИНЫ!», напоминали они. «ДВОЙНАЯ ВАХТА — ДВОЙНАЯ ПЛАТА!».

Избранные делегаты строго потребовали, чтобы немедленно приехал управитель станции для переговоров — до тех пор же линия запущена не будет. Начальник побледнел, и заспешил прочь.

Через полчаса подъехали «консервы»: прибыла полиция. Но в оцепление встал всего один отряд, остальные рассредоточились по другим участкам, явно чтобы не допустить новых акций. («Забоялись, падлы!», с мрачной радостью заметил кто-то). На требования немедленно вернуться к работе пикетчики ответили дружным молчанием, да парой крепких словечек из толпы. Оцепление и пикет остались стоять друг против друга, обмениваясь суровыми взорами…

…И это продолжалось уже не первый час. Обе стороны явно не знали, что делать. Демонстранты вполголоса переговаривались, кто-то дымил окурками, другие от усталости уселись на землю. У полицев был такой вид, будто они с радостью сами последовали бы примеру работяг.

Лигби в который раз пожелал, чтобы всё уже хоть как-нибудь разрешилось. Будто почувствовав его настроение, сосед — огромный, чернокожий дядька с седеющими усами — тронул его за плечо.

— Ничего, парнище, — густо пророкотал он. — Не могёт так быть, чтоб они это спустили: хоть как-то, да ответят. Зуб даю, начальник уже сюда катит!

— Во-во! — поддакнул небритый. — Пускай ответят, значит!

Лигби было бы проще, будь рядом хоть один надёжный товарищ. Ни с кем из бригады он так и не сдружился, а старых друзей давно потерял. Зря мы тогда бросили Коула на крыше, тоскливо подумал он. Хоть всё и закончилось хорошо — но как будто треснула их спаянная банда, не выдержав испытания: появились сомнение и недоверие. А потом Рокк ушёл в симовцы ради девчонки — и распалась ватага…

Далеко на склоне показалась пыльная гривка: кто-то приближался по дороге с перевала. И одновременно с этим перекрывая гул ветряков, взревел сигнал к ужину. Странно, раньше времени… Рабочие с соседних участков засуетились и потекли в бараки.

— Чегой-то?

— Глянь! Едут!

— Дождались!

Пикетчики оживились, зазвучали возбуждённые голоса, и даже смех — но они быстро угасли, когда машины подкатили к толпе. Два бронированных кузовоза с затянутыми сеткой стёклами: вряд ли управитель приехал бы на таких.

А как только машины затормозили, борта откинулись в стороны — и по ним, как по аппарелям, посыпались бойцы.

— Мать-гидра!.. — охнул кто-то. Прибывшие проворно рассыпались в двойную цепь, оттеснив оцепление. Каждый боец был в кожаных доспехах; большинство были вооружены стальными щитами и дубинками непривычного вида — от рукояти к поясу тянулся провод. У некоторых за спинами были тяжёлые ранцы, от которых тянулись шланги к громоздким орудиям с широкими дулами в руках бойцов. Карательный отряд!.. Против пикета выросла стена щитов с суровыми лицами над ней.

— Внимание! — рявкнул в рупор офицер. — Ваша акция противоречит закону! Всем немедленно вернуться к… — голос бил по ушам, от него дрожали поджилки. Ряды пикетчиков дрогнули, некоторые попятились.

С Лигби всю храбрость будто сдуло. В замешательстве он закрутил головой… и вдруг увидел, как небритый достал из кармана зажигалку и поднёс к скрученной тряпке, торчащей из горлышка его бутылки. Миг — и фитиль ярко вспыхнул.

— Стой, ты что? — выкрикнул Лигби — но хмырь уже размахнулся и метнул бутылку через головы рабочих. Один из бойцов вскинул щит (слишком заученно, будто ждал!), и разбившаяся бутылка расплескалась по нему огнём.

— Нападение! — взревел офицер. — Газы! — И по команде все бойцы разом натянули на лица газовые маски — а в следующий миг те, кто был с «пушками», вскинули орудия и дали залп. Пневматические бомбомёты дружно хлопнули; капсулы взмыли в воздух, и взорвались над головами пикетчиков. Жёлтые клубы дыма осели на толпу.

Кто-то вскрикнул, и крик тотчас перешёл в кашель и сип. Люди валились на колени, хватаясь за горла — их душили спазмы, из глаз брызнули слёзы. Лигби сжался на земле в комок, будто пряча лицо в колени от режущей нос невыносимой вони. Перечный газ!