— Ну, чего встали? — Коула задел плечом грузный, бородатый мужик в рабочей спецовке и жёлтой каске, с чемоданчиком для инструментов в руке. — Приезжие, что ли? — тоном ниже уточнил он. — Капсулопоезд прибыл, айда на посадку!

— Да! — спохватился Рин, разглядев на трубе стрелку с названиями станций. — Нам туда!

Техник открутил вентиль и открыл дверь, и запускал внутрь по одному — Коулу и Рину достались последние два места. Войдя, они очутились в необычном помещении со скруглёнными стенами и потолком, без единого угла — и без окон. Почти всё пространство занимали ряды кресел из гнутого металла, с цветными полосами на спинках: Коул и Рин поняли всё без слов, и сели на места для «бесцветных» в конце вагона.

Кондуктор в форме захлопнул внутреннюю дверь, не уступавшую внешней, и закрутил вентиль, отрезав шум станции. Сделалось непривычно тихо, и как-то глухо; потом последовал толчок, уши слегка заложило, и появилось ощущение бесшумного движения — Коул почувствовал себя неуютно.

— Мы что, уже едем? — шепнул Рин, которому тоже было не по себе.

— Уже, малец, — подтвердил сосед, тот самый работяга в каске. У него на спецовке тоже не было значка, и к мальчишкам он обращался свободно. — Никогда раньше не катались?

— Нет, — признался Коул. — А чего тут окон нету? Как в консервной банке!

— Для герметичности, — охотно пояснил рабочий. — Вакуум же!

— Что?

— Ну, а ты не знал? — Похоже, ремонтник был рад поболтать. — Это ж пневматическое метро. Трубы через весь город тянутся, и все шлюзами поделены. Из туннеля между станциями воздух откачивается, потом шлюз открывают — и давление воздуха нас по трубе гонит! Как послание в пневмопочте, усёк? Потому и «капсулопоезда»!

— То есть, снаружи воздуха нет? — У Коула мурашки побежали по спине, а клаустрофобия подступила ещё сильнее.

— Вот именно, чтоб сопротивления не создавать. Всё точнёхонько рассчитано. По всей длине тоннелей компрессорные станции, джуммы день-деньской валы крутят. Змейский хвост, подключи к ним помпы, да протяни трубы — мощности хватило бы все болота осушить, да на юг в пустыню перекачать! — Он гоготнул над собственной шуткой.

— Значит, если вдруг где-то в вагоне слабина будет…

— Нам всем хана, — жизнерадостно подтвердил рабочий. — Десять секунд в вакууме, и смерть. Хороши будем — все красные, раздутые, как помидоры! — Он выждал, пока на лицах мальчишек не проступит смятение, и рассмеялся. — Да спокойно уже, выдыхайте! Шучу. Во-первых, если даже где течь и будет, воздух весь уйти не успеет — да и в стенах аварийные баки со сжатым воздухом встроены. А во-вторых, если давление начнёт падать, сразу заметим, — он указал на кондуктора, не сводящего глаз с манометров сбоку от двери. — Всё продумано, не дураки строили, чай!

— А-а если мы застрянем?.. — с несчастным видом пробормотал Рин.

— Где, в трубе? Это ж всё равно, что пуля бы в стволе застряла! Успокойся, малец. Даже если вдруг что, в каждом тоннеле наблюдательный пост, ремонтники сразу заметят. Нормально едем, вон, скоро станция, — и он указал на длинную прорезь вдоль стены с метками станций: по прорези полз игрушечный вагончик, отмечая путь капсулопоезда. Видимо, это сделали для успокоения пассажиров. Хотя никто и так не волновался — некоторые болтали, другие читали книги, а кто-то и вовсе дремал.

И всё же, когда вагончик на стене «доехал» до первой станции, и кондуктор открутил вентиль и открыл дверь — мальчишки с трудом подавили желание вскочить и выбежать из вагона. Часть пассажиров вышла, зашло больше, так что все места оказались заняты. Коул обратил внимание, что некоторым приходилось садиться на места чужих «цветов» — но делали они это с явной неохотой, и сразу поднимали воротники плащей, будто отгораживаясь ото всех. Жизнь Бомтауна была полна правил и обычаев, сформированных затейливыми социальными механизмами и понятных лишь местным.

Чтобы как-то скрасить напряжённое ожидание нужной станции, Коул начал разглядывать плакаты на стенах вагона. С первого взгляда он заметил, что рекламные афишки здесь чередуются с агитацией. Если уличные рекламы пестрели разноцветьем огней, привлекая внимание в городской суете, то плакаты в подземке будто стремились напомнить человеку один на один о чём-то серьёзном. Может, из-за бешеного ритма жизни большого города; а может, потому, что Бомтаун был намного ближе к границе Империи, а значит — к чуждому и пугающему Запределью.

Один плакат как раз призывал «смелых и достойных» записываться в экспедиционные корпуса. На нём (с явным нарушением пропорций) был изображён перед бронированной гусеничной громады, оскалившийся зубчатыми ножами-отвалами — видимо, так художник изобразил градокомбинат — и несколько улыбающихся парней в робах ремонтников, сидящие на броне. Другой, куда более тревожный, изображал фигуру в мундире, чёрном плаще и островерхом шлеме с пластинчатой защитой для затылка и ушей. Лицо воина было завязано чёрным же платком, лишь глаза смотрели сурово и мужественно. На руках он держал спеленатого младенца, а позади него пылали руины домов. «ЧЁРНАЯ ГВАРДИЯ — НАШИ ХРАБРЫЕ ЗАЩИТНИКИ!», напоминала надпись.