— И как же ты предлагаешь делать, раз имя просто так давать нельзя? По номерам детей называть? — Эдвард ухмыльнулся и поднял кинжал с земли, он услужливо вытер оружие и протянул Адриане, ожидая новых побоев. К его удивлению, таковых не последовало. Куратор отстранённо смотрела на зеркальное лезвие и о чём-то думала. Эдвард как-то понял, что случайно саданул по больному. Уж слишком беззащитно сейчас выглядела ранее неприступная куратор. Лицо её расслабилось, да и видно была, что тут она лишь телом, а мысли очень далеко.

— Барон, верно? — Фэйт разрушила тишину. — Тебе же всё досталось без труда: имя, поместье, богатство и уважение. Ты не понимаешь, что такое бороться за желаемое. Ты всё получил при рождении.

— А ты? — Неожиданно сам для себя спросил барон. Он часто говорил с Аль Баяном, но скорее из желания втереться в доверия для дальнейших манипуляций. А Фэйт… Он чувствовал в ней что-то родное.

— Не изображай участие. Тебе нет дела до меня, а мне — до тебя.

— То есть, если я сейчас изъявлю желание добровольно и внимательно тебя слушать, то ты пошлёшь меня куда подальше? У тебя ведь куча друзей и любовников, стольким людям до тебя есть дело. А что я? Я недостойный. Лишь сильные мира сего имеют право знать госпожу Фэйт.

Эдвард ликовал, он опять попал в яблочко! Странствия и история с Данте его кое-чему научили — он стал лучше понимать людей. Жестокость Адрианы — напускная. Она оказалась мягкотелой, и барон уже размышлял, как ему это использовать.

— Я жила в картине жёсткого художника, так уж повелось — полотно повторяет характер творца. — Начала задумчиво Адриана — У нас детей забирали из семей по рождению и селили в общие казармы. Имён не давали — только номера, лучшим — клички. Потом я уже увидела города. У нас же вся жизнь была, как военный лагерь. В двенадцать лет был выбор: стать рабом без имени или воином, достойным его. Я выбрала путь воина.

Меня оставили вместе с четырьмя товарищами в лесу, кишащем всякой тварью. Воины тем и занимались — охраняли деревню. Слишком много хищников вокруг нас водилось — некогда было друг с дружкой воевать. Старейшины ушли почти сразу. Испытание было простое — протянуть неделю. Мы тогда совсем безмозглые были, думали это игра. Удивительно, да? Росли в жестокости, а всё равно верили, что всё игра, а когда Крейг нажрался ядовитых ягод и помер в луже собственной блевотины, веселье закончилось. Никто нас не учил выживанию. В этом был смысл — кто сможет научиться сам, тому в будущем любой враг будет нипочём.

Три дня мы ещё кое-как отбивались от зверей, волков там всяких да медведей: огонь разводили, палки заостряли. Как у нас говорилось: «Вертись как змей на раскалённом камне». А потом началась Длинная ночь — четыре дня непроглядной тьмы, тогда на поверхность вылезают плотоядные подземные черви. Мои «друзья» ничего про них не знали, дураки, а я вот нашла три норы раньше всех. Три «друга» — три червя. На последней спокойной ночёвке, когда пришла моя очередь быть караульной, я привязала их к земле, а сама залезло на дерево, пока они спали. Я набила их карманы ядовитыми ягодами — даже медведя свалят, а тела обмотала плющом. Через несколько часов вылезли черви и сожрали их заживо вместе с одеждой, там и издохли вместе с моими друзьями. Они думали, я из разбужу, когда земля задрожит. Не разбудила.

Через два дня вернулись старейшины и даровали мне имя — Адриана Фэйт, на нашем языке — жестокая судьба. Суть испытания оказалась не в том, чтобы выжить, сообща выживают рабы, поодиночке — воины достойные имени. Наш мир в конце концов погиб, устои оказались не так хороши. Я бежала прочь от ненавистных сородичей и долго странствовала. Искала цель. В итоге я встретилась с Борян Аль Баяном, он впечатлялся, увидев женщину воина. Тогда он был совсем другим: творил дворцы щелчком пальцев, создавал и сокрушал народы по приказу Великого художника. Именно Аль Баян убедил старого бога, что академии нужен второй куратор. Так я получила своё место под солнцем: долголетие и власть. Хотя сволочь-художник не даровал мне вечность. Три тысячи лет — вот мой срок. Как видишь, я добилась не только имени. Скажу больше: если бы не я, то в смутное время весь Нарисованный мир превратился бы в кровавый хаос. Аль Баян перестал осознавать груз возложенной на него ответственности. Я же всё понимаю.

Адриана окончила рассказ. У неё было железное лицо и голос, ни капли эмоций, только насмешка. Барон потупил взгляд, а затем спросил:

— Я могу заслужить своё имя? Сейчас?

Адриана удивлённо взглянула на него, впервые человек по своей воле просил пройти испытание.

— Леса я тебе со зверьём не найду, но кое-что подкинуть сумею. — Лицо её исказила азартная улыбка — Из тебя может выйти толк, поехали!

Она пришпорила лошадь и помчалась галопом вперёд, Эдвард следовал за новой учительницей, он чувствовал в ней силу, такая сила однажды уже подчинила его разум, то была сила Данте. Однако в этот раз барон думал, что не ошибся. Только такой человек сможет дать ему желанную власть. Великим людям нужны великие наставники — без этого никуда.

***

Пламенный город возник из пустоты, его образ озарил светом безжизненные камни равнины. Напоминающий из далека пожар, вид его преображался с каждым сделанным шагом. Стена огня, внутри которой слоняются угрюмые силуэты. Чёрные тени без лиц населяли город. Бешенное пламенное кольцо — остров несправедливости. Много лет здесь гостил человек с двумя лицами, он бежал от праведной мести. За ним гналась отчаянная девушка, потерявшая своего возлюбленного. Человек с двумя лицами не чувствовал вины — это было благородное убийство ради любви, девушка же этого не понимала. Любовник был единственным островком счастья, в мире, который она ненавидела. Жители города хорошо приняли убийцу и отказались выдавать его, девушка прокляла их и ушла. Ночью она вернулась и сожгла город дотла, вместе со всеми жителями. Те, кто пытались бежать пали от её клинков, пропитанных кипучей яростью. Когда последний горожанин испустил дух, а пожар затих, она осталась стоять на пепелище, человек с двумя лицами исчез в дымке пожара, вновь меняя маску.