Увидев отвращение на лице Килиана, Хосе поспешил объяснить:

— Не пугайся, такое часто случается. Этот клещ так мал, что можно подцепить его где угодно и даже не заметить. Он устраивается между пальцами руки или ноги и впивается длинным хоботком, полным личинок. Видишь — вот здесь, под кожей, кокон, а в нем — личинки.

Килиан поспешно потянулся к ноге, чтобы оторвать кокон, но Хосе его остановил.

— О нет, — сказал он. — Кокон нужно удалять очень осторожно. Если его повредить, личинки расползутся по остальным пальцам. Были случаи, когда люди из-за этого теряли пальцы...

— Я сейчас же пойду в больницу! — Килиан, охваченный брезгливым испугом, принялся натягивать носок и ботинок со всей осторожностью, на какую был способен.

— Обратись к моей дочери, — посоветовал Хосе. — Она настоящий эксперт по извлечению клещей!

Килиан шел в больницу, стараясь опираться только на пятку и предвкушая долгожданную встречу. Вот уже несколько недель он не видел дочь Хосе. Всякий раз, сопровождая друга в Биссаппоо, он надеялся встретить ее там, но, очевидно, ей нечасто удавалось навещать родную деревню. Она делила свою жизнь между мужем и больницей. Порой Хосе сокрушался, что она замужем уже четыре года, а у них все еще нет детей.

Четыре года! Килиану просто не верилось, что прошло уже столько времени с тех пор, как он познакомился с ней в день ее свадьбы.

Воспоминания об этом дне вытеснил из памяти образ девушки, гладившей его лицо во время болезни.

После этого не было ничего. Так и не выдалось случая увидеться с ней наедине. Иногда он видел ее, решительно и деловито пересекающую двор, чтобы повидаться с Хосе. Она подходила к отцу, ласково его приветствовала, что-то объясняла, кивала или звонко смеялась, запрокинув голову, среди удушающего жара только что обжаренного какао. Килиан пользовался этими минутами, чтобы полюбоваться ею, ожидая, пока она посмотрит ему в глаза своими дивными очами темнее ночи.

Да, он от души восхищался ею. На протяжении долгих дней, воодушевленный песнями брасерос на плантации и собственными фантазиями, как вытеснит из ее жизни Моси, а она — Саде, и они будут проводить бесконечные часы друг с другом.

В который раз он проклинал злую судьбу. Из всех женщин его угораздило влюбиться в замужнюю и, стало быть, запретную для него. Так, во всяком случае, обстояло дело в Испании и, вероятно, здесь тоже.

К счастью, думал он, поднимаясь по ступенькам больницы, никто не узнает о его мыслях и чувствах. И теперь, благодаря гнусной твари, что попыталась оставить его без ноги, он получил возможность провести наедине с медсестрой несколько драгоценных минут.

Килиан вошел в большую палату, где стояли ряды коек, на которых сидели и лежали больные брасерос. Он окинул взглядом палату в поисках медсестры. К нему подошел фельдшер и спросил, кого он ищет, после чего указал на дверь в маленькую процедурную. Килиан деликатно постучал и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь.

Заглянув внутрь, он удивленно ахнул, поняв, что все его мечты развеялись как дым.

На стуле в залитой кровью рубашке сидел его брат, стиснув зубами кусочек дерева, а как дочь Хосе зашивала глубокий порез на его левой руке. Наконец, девушка закончила шить и наложила на рану кусочек марли.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Килиан.

Хакобо выплюнул деревяшку. Его лицо покрывала испарина.

— Порезался мачете.

— О чем ты только думал? — Килиан покосился на медсестру. — А что, Мануэля нет? — спросил он.

— Он уехал в город, — ответила она. — Видя, что он не сводит с нее глаз, она подумала, что, возможно, молодой человек сомневается в ее компетенции, и чуть надменно добавила: — Но я умею лечить такие раны.

— Я в этом не сомневаюсь, — твердо ответил Килиан. — Серьезная рана?

— Пара стежков — и все. Порез чистый, но глубокий, заживать будет несколько дней.

— Хорошо еще, это левая рука! — сказал Хакобо. — По крайней мере, смогу самостоятельно застегивать штаны. — Он нервно хихикнул. — Шутка. Иди сюда, Килиан, сядь рядом и поговори со мной, пока эта красотка не закончит. Первый раз в жизни меня зашивают. Очень больно, я тебе скажу.

Килиан подтащил стул, и медсестра продолжила работу. Хакобо напрягся.

— При такой красоте — и причиняешь такую боль! — заворчал он.

Хакобо изо всех сил сжимал в зубах деревяшку и тяжело дышал. Килиан нахмурился, увидев рану, и откровенно восхитился дочерью Хосе, не показавшей ни малейших признаков страха. А впрочем, он не сомневался, что она видела и более серьезные раны.

В эту минуту она как раз закончила шить, обрезала нитку, продезинфицировала рану, накрыла ее чистой марлей и осторожно перевязала.

— Слава Богу, наконец-то все закончилось! — Хакобо облизал пересохшие губы и вздохнул. — Еще чуть-чуть — и я бы расплакался.