Ефиминюк Марина Владимировна
Шрифт:
И тут из кустов донеслись голоса.
– Приветствую тебя, о, странник, одинокий,
Нужду свою справляющий в кустах,
Подвинься, дай присяду к тебе рядом.
– Чего?– раздался гневный крик гнома.– Вали отсюда, я их сам облюбовал!
– Постой же, ты скажи мне честно и понятно,
Ну, разве же тебе не скучно одному?
Как весело, как здорово, приятно,
В компании справлять свою нужду!
– Да что ты ко мне привязался, стихоплет чертов? Откуда ты взялся-то вообще, да что ты на меня так смотришь?
Через мгновение из кустиков показался Пан, он поспешно застегивал ремень на штанах и был зело зол.
– Нет, ну вы видели это? Даже в туалет спокойно не дают сходить, уж выбрал самые темные кусты, а там этот гад сидит и ждет.
– Кто?
– Да, чучело это страшное. Маньяк недобитый, блин!
В этот момент из кустов вышел мужчина довольно странного вида. Длинные седые волосы были перевязаны красной лентой, вместо брюк на нем была странная тога, не тога, а синяя простыня до колен, перемотанная на поясе и перекинутая на плечо. Я едва сдержала смешок - вот это индивид, таких надо в Стольноградский музей исчезающих видов поместить! Тут он приметил нас с Ануком и Ваняткой, и опять едва ли не запел.
– О, дева юная, прекраснее тебя
Не видел никого на белом свете!
Ты держишь на руках свое дитя,
А я пою тебе о лете.
От неожиданности я открыла рот, и на всякий случай действительно взяла Анука на руки. Так, ну мало ли что может быть.
– Я вижу: собираетесь обедать,
И собираешь, дева, ты к столу, - тут он замолчал, надул щеки и покраснел.
– Совсем не складно, - заявил гном, он только проснулся, не смог спокойно сходить на природу, а потому очень злился.
– Это все из-за тебя, рассадник заразы, - ответил поэт, - ты, гном, меня с рифмы сбил, это теперь надолго! А вы кушать будете, да?
Я молча кивнула, глядя, как странный господин подходит к нашему импровизированному столу и водит носом, как жалом.
– Да, вы присоединяйтесь, - предложила я не понятно для чего.
Мужик того и ждал, он шустро сел на траву отломил кусок хлеба, сыра и принялся энергично жевать.
– Угощайтесь, не стесняйтесь, - предложил он нам, как гостеприимный хозяин.
От такой наглости у Пана отвисла челюсть. Мы же с Иваном сели и, соорудив огромный бутерброд, я дала его Ануку, гном так и стоял.
– Знаешь, что, милок, вали отсюда, - прошипел он, - ты сел под мои кустики, так еще и жрешь мой обед?!
– Да, ладно, Пан, - махнула я рукой, - не злись, иди лучше кушать.
Гном надулся, но к столу подсел и тоже начал жевать.
– Меня зовут Марлен, бродячий поэт. Я следую в Фатию на ежегодный конкурс рассказчиков и поэтов, - представился новый знакомый с набитым ртом.
– Ася, это Ваня, это Пан, а это Анук.
– Анук?
– Ну, да, Бертлау. Мы его к Арвилю Фатиа везем.
Поэт поперхнулся и вытаращил глаза.
– Пропавший Наследник?!
Он подскочил, а потом упал на колени перед мальчиком, сильно ударившись о корень огромного дуба, под которым мы сидели.
– Ты, чего, еще и больной на голову?– удивился Пан.
– Но, ведь это наследник!– не поднимая головы, благоговейно пробормотал Марлен.
– Да ладно, встань, - смилостивился Пан, - мы никому не скажем, что ты не поцеловал ему ступню и жрал, как свинья, за одним столом с ним.
Поэт поднял голову, увидел наши удивленные взгляды и полное равнодушие мальчика к его персоне, и принялся есть с новой силой. У меня сложилось ощущение, что они с Паном соревновались, кто больше запихнет в рот, и быстрее прожует. В конце концов, оба объелись и начали икать, я покачала головой и убрала со стола остатки еды в мешок.
– Ну, поехали!– скомандовал Пан, усаживаясь на коня.
– А как же я, - промычал поэт.
От сей наглости, даже у меня глаза полезли на лоб, мы его накормили, а он еще чего-то требует.
– Вы покоробили меня морально, - вдруг начал он,
Ваш гном меня обидел, оскорбил,
Теперь прошу воздать все материально,
Ну, или подвезти, а то уж нету сил.
Гном как-то странно покраснел и выдал целую тираду:
– Нет, нет, позвольте мне сказать, милейший,
Что Вы ввалились под мои кусты,
Когда я тихо там уединился,
Конечно, я послал вас под другие
Я эти не хотел делить ни с кем...
Пан, и сам не понял, как заговорил стихами. Я едва не расхохоталась: уж очень это было забавно.