Эмма делает движение, благодаря чему изо рта вырывается стон. Ещё немного, и моя крыша вполне серьезно поедет в неизвестном направлении и без обещания вернуться.

К счастью, она не останавливается. Нам удаётся поймать нужный ритм и получить кульминацию.

Спустя несколько минут, мы оба возвращаемся в реальность и между поцелуями натягиваем одежду. Я думал, всё будет намного сложнее, где мне придётся уговаривать или вовсе тащить её на лёд под любым предлогом, но всё прошло довольно легко и весело. А если учитывать заключение, то невероятно.

Песня меняется на NEFFEX–Closer to heaven. Смеюсь, когда Эмма начинает качать головой в такт музыке, а следом подпевать. Хотя, не подпевать, а лучше сказать: читать реп. Это выходит очень забавно и мило. Выгибаю бровь, на что она показывает язык и продолжает жестикулировать руками, словно является одним из членов реп тусовки. Несмотря на всю нежность мелодии, я едва могу сдержаться, чтобы не рассмеяться и не протянуть окончание припева вместе с ней. Не знаю, могла бы она быть такой, если бы рядом была моя семья.

Эмма делает паузу, и я подталкиваю её.

— Продолжишь?

— Спрашиваешь ещё, — быстро тараторит она. — Второй куплет мой любимый.

Она моментально подстраивается под продолжение мелодии и ритмично качает головой, помогая движению руками. Я же отклоняюсь на спинку кресла и бегаю глазами между ней и дорогой. Вряд ли я могу перестать улыбаться, подобно идиоту, когда смотрю на неё.

На улице заметно стемнело, когда мы возвращаемся в домой. Я уже знаю, чего она захочет, поэтому сбрасываю обувь и направляюсь в комнату, чтобы предоставить Эмме горячий душ. И как полагалось, получаю благодарную улыбку, когда она начинает стягивать одежду.

— Это будет самая долгая ночь в моей жизни, — вздохнув, говорю я, выйдя из ванной комнаты, куда унёс полотенце.

Эмма поворачивает голову и непонимание отражается на лице. Её пальчики замирают на ткани лифчика, который она ковыряла сбоку. Я стараюсь смотреть в глаза, но проигрываю в борьбе с самим собой. Взгляд скользит по идеальным изгибам тела, которое скрывает полупрозрачная кружевная ткань нижнего белья непонятного оттенка, чьё сочетание напоминает зелёный и голубой. Я начинают забывать, почему отказываюсь от принятия душа с ней, а это плохо. Волосы, которые напоминают волны, струятся по её спине и, кажется, сейчас такой же волной плавно упадет моя челюсть. Я не обратил на него внимания в машине, но сейчас, когда она стоит передо мной почти обнаженной, хочу вернуться и повторить всё в замедленном действии.

— Почему? — спрашивает Эмма.

Я уже забыл, что сказал.

— Что?

— Почему долгая ночь?

Я только успеваю открыть рот, но улавливаю открытие дверной ручки. Так резко, как только могу, устремляюсь к Эмме, чтобы закрыть собою, и дёргаю своё полотенце, которое мирно покоилось на стуле, что с грохотом валит его на пол. Лишь чудо приходит на помощь и помогает обернуть полотенце вокруг тела девушки до того, как брови Мэйсона поднимутся на лоб.

— Черт возьми, стучи! — рычу, раздражаясь с каждой новой секундой, которую он стоит в пороге и смотрит на нас. Кажется, Мэйс тоже чувствует себя неловко, потому что тут же отворачивается.

Каждой клеточкой ощущаю, как тело Эммы начинает дрожать, дыхание становится учащенным. Сбоку вижу, что её губы едва приоткрыты, а глаза широко распахнуты от ужаса.

— Ты глухой, твою мать!? — громче повторяю я, вкладывая в вопрос всё раздражение, что успело накопиться меньше, чем за минуту.

Дверь хлопает, а Эмма вздрагивает и сумбурно тараторит:

— Я хотя бы не была голой…

Молча стягиваю футболку и, не глядя, сую ей.

— Эйден, мне…

— Надень. Я тоже не могу думать трезво, пока ты голая.

— Я не хочу, чтобы ты думал трезво, — почти шепчет она.

Мне приходится собрать последние остатки сил, которых жалкое количество, и повернуть голову, чтобы взглянуть на неё через плечо. Но как только это делаю, ладони Эммы ложатся на спину, а её губы касаются лопатки, оставляя дорожку поцелуев. Она скользит руками и перебирается на грудь, обогнув талию и, тем самым, заключив меня в объятия.

У меня медленно едет крыша, даже стук в дверь не возвращает здравый рассудок.

— Черт, забываю, — говорит Мэйсон. — Прости, я ничего не видел.

— Свали, Мэйс, — выдыхаю я.

— Как будто первый раз, — слышу усмешку в его голосе, а следом шаги, которые удаляются.

Не тороплюсь сказать что-то в ответ, поцелуи Эммы продолжают дурманить, как и ладони, что двигаются по телу. Я всеми силами избегал близости с ней в родительском доме, но желание настолько сильное, что начинают болеть виски. Это подобно пытке, и мне мало того, что было в машине. Я начинаю зависеть от её тела.