Он снял очки и прищурился.

– Издеваешься!
– И пальцы его сжались в кулак.

Я отступил на два шага, сообразив, что, если он вдруг вздумает накинуться, лучше быть подальше. Без очков он, наверно, видел меня этаким расплывчатым облаком.

– Не сердись, Саркис, - вмешалась Седа,-Разве с Левоном что-нибудь поймешь? Он другой человек.

Я хотел обидеться на Седу, но мне стало лень.

Когда Саркис ушел, я уселся, облокотившись о лабораторный стол.

Тут же послышался неприятный хруст. Под моим локтем треснула коленчатая трубка.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Осталось пять дней до Нового года, а мы с Асмик еще не помирились. Сейчас ее ничуть не тревожит, что стынет обед, что я читаю за едой. Она упорно не желает замечать, что многа курю.

Все вроде идет как прежде, только без слов, будто в немом кино.

За эти дни она научилась варить кофе. Кофейную мельницу купила сразу же после ссоры. Я, между прочим, решил, что эта приятная неожиданность - первый шаг к примирению. Но, увы, заблуждался.

Видно, она ужасно обиделась на меня. И я, чтобы загладить вину, старался сделать ей что-нибудь приятное. Внимательно следил за временем, когда будет урок английского языка, и сам включал телевизор, после чего тотчас уходил на кухню, чтобы не мешать ей своим присутствием.

И все-таки на что же она обиделась?.. До сих пор в толк не могу взять. Кто-то предложил ей теплые мужские рубашки. Асмик выбрала две и, надо думать, с нетерпением ждала, когда я вернусь домой, чтобы показать их, потому как, едва я переступил порог, она протянула мне сверток:

– Смотри, Левой, нравятся? Хочу тебе купить.

Я развернул сверток. Теплые импортные рубашки в клетку. Мне они де понравились. Я подумал, что вот Араик бы, наверно, схватил их мгновенно. Это как раз для него.

– Не нравятся мне,- признался я.- И цвет... И...

– Сейчас такие очень модны,- настаивала Асмик.

– Но мне не семнадцать лет, не могу я...

– Неужто тебе приятно зимой мерзнуть? А это знаешь какие теплые рубашки.

– Я не из мерзляков, тебе ведь известно. Кстати, сколько они стоят?

– За обе сорок рублей просят.

– Ну и ну!

– Давай хоть одну купим!
– уговаривала Асмик.

– Не нужны они мне. Я же сказал, не нравятся.

– А я хочу, чтобы у тебя были такие рубашки,- не отступалась она.

Ее настойчивость начинала меня злить.

– Для таких покупок мало одной зарплаты в доме.

Она поняла мои слова на свой лад и обиженно замолчала.

Хоть бы заплакала. Не заплакала. Замкнулась, и по сей день не разговариваем. Рубашки она вернула.

...Комната уже наполнилась неприятным потрескиванием телевизора и я собрался на кухню, когда вдруг послышался голос Вагана.

– Левой?
– крикнул он из-за двери.

– Входи, Ваган.

Он нерешительно втиснулся в комнату и тихо притворил за собой застекленную дверь.

– Один из наших ребят спросил, что значит лазер,сказал Ваган.- Честно говоря, это был мой ученик, а я не смог ему толком объяснить. Ужасно неловко было.

Я написал: "Light am lification bu stimulated emission of radiation" и сказал: - Лазер - слово, составленное из первых букв этих слов.

– А каков их смысл?
– недоуменно развел руками Ваган.

– Спроси у Асмик,- посоветовал я.- Она лучше знает английский, переведет точно.

И неожиданно Асмик к нам.подошла. Уверенно взяла лист бумаги и попыталась .перевести. Конечно, ничего у нее не получилось. И не удивительно. Я уверен, что уроки по телевидению способствуют вовсе не изучению языка, а созданию в семьях неладов и недоразумений.

Я улыбнулся Асмик и, утешая ее, сказал:

– Ничего, Асмик, ты ведь только начала. Со временем...

Она тоже улыбнулась.

Удивительное дело. Мы помирились. И так легко...

Комната наша вдруг показалась мне очень уютной и милой. Точно такое же чувство я испытал, когда мы впервые переступили ее порог. Наспех рассовав вещи, я тогда обнял Асмик, и мы, стоя у окна, долго целовались Потом она заплакала, сказала,, что плачет от счастья. И в тот самый миг постучались и вошли наши новые соседи. Ваган поставил на стол бутылку коньяка и предложил выпить в честь новоселья на этой квартире, где нам предстояло жить вместе с ними.

Я любил нашу большую, как зал, комнату. Потом эта комната становилась (или так казалось?) все меньше и теснее. А в последнее время она давила на меня своими стенами, и я старался как можно позже возвращаться домой после работы,..

И вот я вновь пережил то чувство, .которое испытывал в давние блаженные времена. И жизнь вдруг сделалась такой прекрасной. Я обнял Асмик. Она сказала:

– Пойдем к твоему дяде, Левой? Мы давно у него не были.

Я очень крепко обнял Асмик. Сейчас она не плакала.