— Вы, на Севере, живете в довольстве и неге, но здесь, на Юге, всё совсем иначе. Тяжёлые времена требуют соответствующих решений, посему, пока у нас горит огонь войны, править Матерями будут Воинствующие их сёстры!

— Ты из ахедов? — спросила Юна, подойдя к зеркалу. По залу прокатился взволнованный шёпот.

— Да, Юна, — высокая женщина кивнула, дерзко вскинув голову. Откуда она знала имя первой дочери императора?

За её спиной стояли такие же гордые и уверенные в своей правоте соратницы.

— Вы же Матери! Вы поклялись хранить гармонию в мире! — Возразили женщины из разных концов мира.

— А что для вас гармония? — зло прищурилась Маяс Хара, складывая руки на груди. — Когда наш народ погибал на юге под гнётом захватчиков, где вы были со своей гармонией? Когда же мы отвоевали свою свободу, то обнаружили, что в наших краях нет ни скота, ни пшеницы чтоб выжить зимой. И вы говорите о гармонии в мире? Где же гармония, когда одни люди умирают от голода, а другие лишний хлеб отдают свиньям! Сестры! — она обратилась к залу, поднимая глаза и разводя руки. — Вы видите здесь гармонию? На юге стоит плач тысяч сирот и вдов! Животы наших детей раздуваются от голода, они плачут по ночам и зовут родителей, которых унесло войной! Где же гармония? Где?!

— Страдания ваших детей — не повод убивать наших! — Верховная Мать почти кричала, пытаясь заглушить ропот толпы. — Мы могли решить все миром!

— Мы взывали к империи пятьдесят лет! — Маяс Хара, несомненно, обладала куда более громким голосом. От него мелко тряслись зеркала и гудели стены. — Марха не ответила! Мы взывали к Матерям, но и Матери бросили своих детей на Юге! С нас хватит вашей лжи! — она так неистово сверкала синими глазами, что в зале наступила тревожная тишина. — Мы, Матери Юга, обернём своё оружие против тех, кто поступил с нами несправедливо! Наша боль — станет вашей! Сколько сирот есть у нас — столько же будет и у вас! И мы пойдём на всё, лишь бы уберечь свой народ и свою землю от ваших загребущих рук и лживых речей! Орден Матерей изжил себя! Каждая из вас уже не Мать Мира, но Мать своей стране и её политическим интересам! Вы не истину желаете видеть, не гармонию защищать, а лишь жить сыто, лицемерно разглагольствуя о мире! Мы, Матери Юга, отныне не с вами! Мы выходим из состава Ордена, и мы горды называть себя Ахедами! А ты, Верховная Мать, убирайся с нашего пути, ибо человек без лица и имени ничего не сможет нам противопоставить!

Маяс Хара взмахнула руками и зеркало, на котором она была изображена, раскололось на сотню мелких осколков, брызнувших во все стороны. В зале сгустилась тишина, гнетущая, тревожная. Юна помогла подняться Верховной Матери. В глазах той стояли гнев и удивление, неприятие и злоба.

— Все Матери, что будут уличены в сочувствии ахедам — немедленно будут изгнаны из ордена! — прозвенел в тишине её голос.

Но Юна видела, какими глазами многие смотрели на Маяс Хара. Нойонка была во многом права, а остальное умело прятала за даром убеждения. Её пламенная речь посеяла семена сомнений в женском ордене, и Юна вдруг задумалась, а не было ли сторонников ахедов ранее? Этот вопрос встревожил её и она, еле дождавшись конца совета, отправилась к единственному человеку, которому могла доверять.

Heldom — Myrkr

Неон, в белом камзоле с бронзовыми вставками, стоял на балконе Крыла Казначеев, наслаждаясь свежестью раннего утра. Перед сезоном Засухи всё сложнее было застать прохладу, и даже в это чудесное утро над Индигиром повисла душная туманная пелена. Второй наследник опирался на резные перила, такие тонкие, что казались продолжением горного тумана, спускавшегося на Императорские сады. Позади него высились витые колонны, а белые стены были расписаны символами стихий и Казны.

Неон видел, как за зелёными кустами отцветшей уже сирени тревожно перешёптываются женщины из ордена Матерей. Их карминовые одеяния резко контрастировали с окружающей средой, даже алые листья императорских деревьев не могли их скрыть.

— Ты тоже это видишь?

Неон так увлёкся наблюдениями, что не услышал, как к нему приблизилась старшая сестра. Он вздрогнул и обернулся.

— Юна! — наследник покачал головой, одним только тоном выражая и удивление, и радость, и неодобрение. — Что случилось на собрании?

— А как думаешь ты? — усмехнулась Мать, не уточняя, откуда он вообще о собрании прознал.

Она встала рядом с братом и пристально вгляделась в лица стоящих внизу женщин. Те, словно почуяв её взгляд, обернулись, засуетились и разбежались, оставив Императорские сады на растерзание птицам.

— Орден переживает не лучшие времена, и судя по лицам Матерей, грядут чистки. Надеюсь, они не коснутся тебя? — Неон подмигнул.

— Поверь, не коснутся, — Юна усмехнулась в ответ. — Ибо я эту проверку и затеяла, стоило Верховной Матери заявить том, что сочувствие ахедам недопустимо.

— Так открыто чистку проводят или глупцы, или хитрецы, но сам факт твоего вступления в орден отметает второй вариант.

Он не успел пошутить, как получил игривый удар под ребро локтем. Юна, качая головой, продолжила:

— У нас в рядах завёлся предатель. И не один. На празднике Первого Дождя кто-то пропустил ахедов мимо стражи, с оружием.

— Это могли быть люди бывшего префекта стражи.

— Которого слишком уж поспешно изгнали из столицы сразу после случившегося. Ну не подозрительно ли?