Разумеется, все эти разборки с тем, кто прав, а кто виноват, еще не возникали в тот момент, когда Петр Семенов туда переехал. Его временным жилищем, на период строительства собственного дома являлся дом семейства Цапко. Это был довольно большой дом для большой семьи, но, по всей видимости, еще ожидавший завершение своего строительства, так как у него еще отсутствовал балкон, планируемый на втором этаже. Дом также имел небольшой чердак, крышу которого венчал черный флюгер с ведьмой на метле. Не считая отсутствующего балкона, дом выглядел волне цельным. Разумеется, начинался от с прихожей, представлявшей собой небольшую комнатку с большим зеркалом и шкафом, расположенным справа от входа, где висела одежда. Слева же располагались полки со всякими сувенирами и статуэтками и вход в основные помещения. Гость сразу же попадал на кухню – это была огромная комната с большими окнами во двор, в которой стоял большой коричневый стол с дюжиной стульев, над которым висела большая картина Геннадия Семенова с изображением кораблей у берега среди холмов, называемая "Зимний Байкал". Кухня имела бежево-коричневые деревянные стены, железную раковину, разные шкафчики схожего цвета и материала, белую газовую печь с вытяжкой и прочие кухонные атрибуты, а два больших холодильника располагались сразу за входной дверью, как бы скрываясь из общего вида и не заполняя собой драгоценную площадь. Рядом с окнами и на стенах около стола висело еще множество полок, доверху наполненных всякими камнями, в магическую силу которых верила Оксана Цапко, фигурками животных и прочими мелкими вещами, которые она так любила собирать. Далее из кухни через еще одну дверь можно было пройти либо в ванную, совмещенную с уборной, что не совсем удобно, либо еще одну дверь на второй этаж, где по крутой лестнице находились проходы в библиотеку и какие-то не завершенные места дома. Не поворачивая налево, находилась небольшая гостиная с еще одним телевизором и кучей полок и шкафчиков с дисками для просмотра кино и игр на игровой приставке. Далее находилась комната супругов Цапко – небольшая комната с белыми кирпичными стенами и бело-розовыми обоями, мягким коричневый пол с темными квадратами, скромной двойной деревянной кроватью из поролона , над которой висели фотографии родных, а рядом находились тумбочки, небольшой стол, заваленный растениями и книжками, и несколько подставок с коробками дисков и большим серым телевизором. Последней комнатой первого этажа принадлежала детям Оксаны и Сергея Цапко – их сыну Александру Цапко, являющегося мне троюродным братом, и его младшей сестры Виолетте Цапко, которая приходилась мне троюродной сестрой. В их комнате громоздился большой синий шкаф с вещами и игрушками и две кровати в разных углах на синем полу с геометрическими ломаными узорами. На стенах же тоже красовалось несколько фотографий, но куда больше украшалась желтая стена с рисунками бабочек большим количеством собранных и склеенных воедино детских картинок из паззла с изображениями персонажей мультфильмов и сказок, а также наклейками, позволяющими определить кому какая половина принадлежит – на одной стороне с персонажами из комиксов и машинками, а на другой лошади и принцессы.

Земельный участок, где находился такой богатый дом, был больших размеров, простираясь в длину на шестьдесят метров, а в ширину не все пятьдесят. Вообще все частные территории могли похвастаться большими размерами от двух с половиной до шести тысяч квадратных метров площади, правда стоит отметить, что множество из них хотя и имели обширные земли, но не имели вообще никакого назначения, и пустовали. Несмотря на громадный построенный дом, заложенный фундамент под баню, разбитый рядом небольшой сад, две недостроенных теплицы и еще полянку с цветами и ягодами перед домом, занять весь имеющийся участок не удавалось. И тогда Сергей Цапко решил помочь Петру Семенову обосноваться на территории Новогрудинина, отдав где-то чуть более трети своего участка для строительства дома и проживания в нем своих пенсионных лет. Конечно, ему досталась чистая земля, на которой ничего, кроме травы, не было. Из-за этого потом еще оставался вопрос о том, присваивать новому дому адрес тот же, что и у Цапко, но с приставкой «А», или иной адрес, исходя из соседней Береговой улицы. На свободной территории строился совершенно новый деревянный двухэтажный большой дом с зеленой крышей. Так как он находился в стадии активного строительства, и жить там не представлялось возможным, Петр и Светлана Семеновы временно жили у Сергея Цапко, попутно планируя свое хозяйство, а также следя за строительством своего дома, сарая, бани и гаража. Петр Семенов самолично участвовал в проектировании и некоторых работах, со пристальным вниманием относясь к выполнению работ. Все они начинались, разумеется, с рытья большой ямы для подвала дома, и осуществлялись они наемными рабочими из Центральной Азии, которые порой доставали небольшие пакетики с насваем и после его употребления сразу становились активнее и работали получше, нежели без этой вредной штуки. В доме заранее были посчитаны несколько спален, гостиная, веранда, ванна и даже полноценная прачка, а вне дома все то, что поддерживало в нем деятельность – скважина для воды, септик и столбы для подключения к электричеству. Закладывалась также и кирпичная печь между кухней, гостиной и главной спальней, труба которой проходила через площадку между двух комнат второго этажа, что давало бы дополнительное тепло для тех случаев, когда электрические нагреватели не давали достаточно тепла во время сильных зимних морозов. Заливался фундамент, укладывался брус, прокапывалась земля – со множеством передвижений как личных автомобилей, так и рабочей техники, по типу АБС и грузовиков с брусом, двор временно представлял из себя не травяное поле, а смесь из грязи, опилок и прочего строительного мусора, с которым нужно было на время смириться.

В деревню Новогрудинина, о которой тогда я еще ничего не знал, я впервые приехал вместе с Ленаром и Ларисой Набатовыми в две тысячи восьмом году. Красноярск и Иркутск разделяло расстояние в тысячу сто километров, которое на автомобиле преодолевалось примерно за четырнадцать часов. Дорога часто оказывалась изнурительной, поскольку распространенным явлением оказывались ремонтные дорожные работы, из-за которых вместо быстрого перемещения по асфальту приходилось медлить на размытой грязью гравийной песочной дороге. Увеличивали затраты по времени и остановки на перекусы, чтобы поесть взятые из дома бутерброды или попить чай или кофе. По приезде заняться мне было нечем в этих местах, потому что на стройке не поработаешь, а Сергею и Оксане Цапко помогали свои дети, но я чем мог помогал всем вокруг, чтобы быть хоть чем-то полезным. Но стоит понимать, что я и дети Цапко были детьми, и большую часть времени мы бегали, прыгали и играли друг с другом. Александр Цапко выглядел почти также, как и я, разве что имея чуть иную форму своей головушки, а также превосходил меня по росту, но уступал по возрасту всего на пару недель, и я часто припоминал это ему, когда говорил, что нужно слушаться старших. Виолетта Цапко же была обычной девочкой с карими глазами и чуть кудрявыми коричневыми волосами, как и у ее матери. Оба они владели множеством игрушек и даже имели три велосипеда на двоих. Александр Цапко особенно любил свой старенький мопед, на котором он катался по деревне, мечтая о спортивном мотоцикле, и изредка прокатывал на нем меня, чего я побаивался, поскольку не хотел упасть на бетонной площадке около дома. Мы добротно ладили друг с другом, часто этим обижая Виолетту Цапко – поскольку она была младше нас и являлась девочкой, она в нашем кругу общения сильно выделялась, и часто найти общую тему удавалось с большим трудом, что влияло на уровень веселья в наших играх. Част мы проводили время, развлекаясь на турниках, играя в догонялки, лазая по его холодному выкрашенному в разные краски железу. Рядом с турником жил их сторожевой черно-желтый пес Рекс, и он вполне любил играть со своей любимой резиновой игрушкой, которую мы подкидывали вверх, а тот, обслюнявив и пожевав ее в своей пасти, возвращал обратно нам. Также любимым предметом, что увлекал нас на целые часы, служил тот же синий конструктор, с которым я уже имел дело в детском саду. Мы однажды сделали из него трехэтажный домик из такого конструктора, и назвали его офисом, после чего играли с ним еще долгое время, разыгрывая всякие истории и придумывая такие сюжеты, будто это полноценные фильмы. Александр Цапко называл своего персонажа Саша Ангел, так как использовал для этого фигурку, полученную из шоколадного яйца с желтой капсулой с игрушкой внутри, в виде улыбающегося человечка в зеленом одеянии и белыми поднимающимися крыльями. Я же называл своего персонажа Шеф, и использовал похожую фигурку человечка с кудрявыми волосами и большими очками, держащим в руках калькулятор. Персонажа Виолетты Цапко в виде черноволосой девочки в темно-синей кепке и кофте с рогаткой в руках и музыкальным плеером на шее звали Трикси Нортон. Мы как-то раз старались снять какое-то подобие фильма с названием "Приключения офиса в деревне" об историях наших персонажей, где мы играли их роли. Что сейчас звучит и выглядит по-детски тупо и бессмысленно, тогда мы считали чем-то крутым. Мы придумывали сценарий, сюжеты, работали с моей небольшой камерой и монтировали на компьютере готовый видеоматериал, но как-то не задалось.

Очевидно, что мы любили играть вместе, и в порывах неконтролируемого озорства порой мы получали различные травмы. Самые меньшие из них – удары об стол или падения на пол, которые хотя и вызывали неприятные ощущения, но уже на следующий день все возвращалось к норме. Порой травмы оказывались куда серьезнее, и приводили к ссадинам. Примером тому служило то, как однажды, резко затормозив на велосипеде, упал на резком повороте за угол дома. Маневр был классный настолько, что я и Александр Цапко сами удивились тому, насколько крутым получился дрифт. Однако в результате резкой остановки я коленкой проскользнул по бетонной площадке, чем сильно ее повредил. Сначала боли не было, но яркая красная кровь не останавливалась, и с каждой минутой идти до дома становилось все труднее, а чувство боли нарастало. Как и любой ребенок, мы прикладывали в поврежденной коленки листы подорожника, но, разумеется, он не помогал. Но все это мелочи по сравнению с одним случаем, который чуть не обернулся для меня настоящей катастрофой и инвалидностью на всю оставшуюся жизнь. А все дело происходило, казалось-бы, в обычной домашней игре в августе того же года. Я, Александр и Виолетта Цапко, взобравшись на кровать в спальне родителей и схватив подушки, начали бить ими друг друга, смеясь от того, как смешно кто-то из нас падает или косится от ударов. Вечер проходил весьма задорно. Мы развлекались как могли и получали от этого удовольствие, но до того момента, пока кто-то не нанес мне удар подушкой настолько сильный, что я упал с кровати, при этом задев краем правой глазницы угол рядом стоящей бледно-белой тумбочки. Я закрыл свои глаза руками, сжавшись от переполняющей меня боли, хотя я ее совершенно не чувствовал, а ощущал какую-то тяжесть и смятение, еще не осознавая произошедшее. Через несколько секунд отойдя от такого состояния и успев только тихо произнести: «Ай…», я открыл глаза и взглянул на свои руки – они оказались полностью залиты моей кровью. В этот момент я закричал настолько громко, как, наверно, не кричал даже во время рождения. Мои родственники мигом примчались ко мне, оказавшись в полном шоке от увиденной картины. Сами же дети Цапко в панике выбежали на улицу, не понимая жуть произошедшего. Дальше меня с кровоточащей раной, с воплями и слезами повели умываться к раковине – а что было дальше в моей памяти не отпечаталось. В ней осталось то, как на следующий день я страшно боялся спускаться вниз и смотреть на себя в зеркале, пока чистил бы зубы, не набираясь смелости взглянуть на свое ранение. К большому счастью, соединение скуловой и лобной костей, куда пришелся удар, и уж тем более правый глаз, оказавшийся всего в сантиметре от раны, оказались в полном порядке, и мне острым углом тумбочки отсекло часть кожи, которая в дальнейшем затянулась. След сначала не сильно бросался в глаза, но уже во взрослое время он стал заметнее, и оттого на оставшийся шрам часто обращали внимание многие люди, всматривавшиеся в мое лицо.

Разумеется, в пределах деревни и самого Иркутска я и другие не оставались, и время от времени путешествовали в другие места. Большей популярностью пользовались три разных места. Первое – это архитектурно-этнографический музей "Тальцы", представлявший собой большой деревянный городок о жизни сибирских сел прошлых веков. Там находились не только жилые деревянные домики, разные мастерские и юрты, но и реконструированные башни одного из острогов – фортификационных сооружений, из которых в последствии вырастали города. Красноярск и Иркутск яркий тому пример. Во все места этого музея под открытым небом можно было зайти и рассмотреть детали домашнего быта, по типу, печей, столов и кроватей, представляя, как жили люди столетия назад, или посмотреть внутреннее строение крохотной школы, что имела всего четыре парты, а комната, где жил учитель, находилась в ней же. Второе не менее интересное место – поселок Листвянка, который я считал вратами на озеро Байкал. Она оказалась одним из основных туристических мест, куда люди приезжали для того, чтобы насладиться кристально чистой водой пресного озера, при желании и большом кошельке имея возможность прокатиться на катерах и теплоходах, или в зимнее время походить по толстому почти прозрачному льду и порыбачить. Сюда стоило приезжать для того, чтобы купить множество сувениров, начиная от плюшевых тюленей Байкальских нерп, являющихся эндемиками, и магнитов на холодильник и заканчивая шаманскими оберегами и фигурками животных из минеральных камней и мрамора, или же купить вяленого, соленого или жареного омуля, которого тут хватало всем в избытке. Правда, цены местные торговцы любили завышать, но на количество желающих отведать свежую рыбу это не влияло. Ну а третье место – это трасса недалеко от города Байкальска, где ежегодно в июле проводился клубничный фестиваль. Множество людей, как на рынке, выстраивались в ряд в самых благоустроенных местах и продавали целыми ведрами вкусную красную сладкую ягоду разных сортов, зазывая проезжающих к себе. Цены тоже были весьма высоки, и потому торгующие люди, стремясь заработать больше и быстрее других, часто приговаривали: «Для вас скидку сделаю» или «Последнее ведерко! Подешевле отдам!».

Касательно Александра и Виолетты Цапко, стоит сразу наперед сказать о том, что было в последующие годы после всего случившегося, чтобы не отвлекаться где-то между других важных тем. Та трагедия со шрамом никак не повлияла на наши отношения, и мы продолжали хорошо проводить время. Разве что в те самые бои с подушками больше никогда не играли. Однако со временем наша дружба стала портиться. Игры с «офисом» сошли на нет, как и импровизированная газета, выпускаемая и печатаемая мною о событиях нашего игрового мира, а огонек веселья с каждым днем все угасал и угасал. Ссориться мы стали чаще, а мириться стремились неохотно. Все дело в том, что мы взрослели, и Александр Цапко все больше и больше ввиду того, что был выше и сильнее, считал себя главным в нашей троице, а Виолетта Цапко, еще будучи маленькой девочкой, часто обижалась или жаловалась взрослым, заодно часто крадя у меня и моих родственников конфеты, если таковые имелись в домах. И вот как раз в один из таких случаев Виолетта Цапко снова украла несколько конфет, а наказали за это меня. Я очень сильно обиделся из-за такой несправедливости, и заявил, что больше с ними общаться не хочу, написав им большое гневное письмо. И вот с тех самых пор мы больше никогда не общались. Я перестал ходить к ним в дом, а они ко мне. То приятное время, когда Александр Цапко звал меня играть через окно, пока я обедал, не могло повториться. Мы в принципе держались подальше друг от друга. Мое обращение оказалось настолько гневным, что Сергей Цапко пришел к нам и обсуждал с Ленаром Набатовым то, как я такое посмел написать. Опять же виноватым сделали меня из-за того, что я чересчур грубо поступил с ними. Мои доводы о том, что это нечестно, показались им неубедительными, и меня вновь наказали, и сделали это самым жестким методом – мы уже на следующий день в спешном порядке уехали из Новогрудинина обратно домой. И хотя уже в зрелом возрасте я действительно сильно жалел о том, что так поступил, и позднее пытался хоть немного вернуться к общению, но безуспешно. Я мог иногда видеть их из-за зеленого сетчатого пластмассового забора, разделявшего нас, но не более. Сергей и Оксана Цапко, а также еще некоторые люди со мной хотя бы приветствовались, крепко пожимали руку и обнимали, уже давно забыв о той детской обиде, но вот Александр и Виолетта этому не вняли, и с ними у меня никакого контакта больше не было.

Ранее уже говорилось, что для упрощения моего обучения в гимназии, нужно было найти новый дом, поближе к месту учебы и в целом чтобы сменить место жительства на более благоприятное. Лариса и Ленар Набатовы приметили интересный жилой комплекс, который назывался "Гремячий лог". Это огромная кирпичная семнадцатиэтажная махина с более чем тысячью квартирами, покрытая белой и голубой плиткой и величественно возвышающаяся над окружающим лесом, поражала меня. Пока одна половина этой громадины еще строилась, вторая уже, будучи законченной, принимала новых жильцов. Но к тому моменту, когда родственники обратили на него внимание, все строительные работы уже закончились, и весь дом целостно функционировал. Построенное в форме буквы «П» здание имело преимущество в том, что его внутренний двор защищался фасадом от шума автомобилей, проезжающих по соседней улице Академика Киренского, и от пыли и грязи, летящей с нее. В одном километре западнее него находился Академический городок и гимназия, в которой я учился, а потому дойти до нее можно было за пятнадцать минут, проходя через березовую рощу. А в двух километрах восточнее находился уже Студенческий городок – это был похожий район, но уже в основном для студентов и работников многих университетов и институтов, которые там располагались. Фасад здания представлял из себя несчитанное количество белых окон и множество балконов квартир. Любопытным оказалось то, что в привычном коридоре с дверьми квартир и лифтов отсутствовала лестница – лестничная площадка находилась в особом месте, отделяясь от остальных пространств этажа стенами с небольшим проходом и отдельным балконом с металлическими перилами, имевшимся на каждом этаже всех подъездов. Новые требования пожарной безопасности предписывали именно такой порядок устройства домов, чтобы лестница в случае эвакуации оставалась изолированная от огня или дыма, и позволяла людям уходить без опасности стать жертвами возгорания. Хотя лестничные балконы, порой именуемые как эвакуационные, большую часть времени пустовали, на них и в соседнем тамбуре часто появлялись курильщики, что оставляли свои окурки и пепел в банках из-под кофе или консервов на полу. Там курить было нельзя, но символ с зачеркнутой сигаретой никого не останавливал. Что касается самих подъездов, то они были красивыми и чистыми, ведь на дверях и стенах отсутствовали самовольно приклеенные объявления, так как их клеили только на специальной доске рядом с входной дверью. Почтовые ящики находились на первом этаже и закрывались на специальный ключик. Имелись и два лифта – пассажирский и грузовой, отличающийся большей вместительностью. Детская площадка размером с футбольное поле была богатой на развлечения: на ней находились несколько горок, лавочек, качелей и песочниц, а также турники и красные деревянные лошади на больших пружинах, воткнутых в землю. С одной из таких я однажды упал, и эта штука, продолжавшаяся по инерции раскачиваться из-за гибкости пружины, ударила меня в самое важное место ниже пояса. Удивительно как я смог добраться домой самостоятельно, как и то, что не получил никакой травмы. Весь инвентарь располагался на чистом песочке и траве. Рядом росли небольшие елочки, высаженные для красоты, главную из которых, отличающуюся большими размерами, наряжали к новому году самодельными бумажными и пластмассовыми игрушками, а также гирляндами. Вокруг нее дорожкой была уложена брусчатка, как и по всему двору. Рядом находилась и волейбольная площадка с натянутой сеткой, и даже песчаная площадка для игры в футбол. Жемчужиной всего внутреннего двора являлся большой разноцветный детский городок, который поставили спустя какое-то время после того, как я перебрался в этот дом – до этого его место пустовало. Дети обожали лазить по нему, играть в догонялки и другие игры. Основная парковка, место на которой продавалось отдельно от квартиры, находилась на некоторых первых и нулевых этажах. Парковка имелась и около самих подъездов, но оставленные автомобили умещались около небольшого металлического заборчика, разграничивающего тротуар площадки и дорогу, всего в один ряд, что по вечерам могло стать проблемой, когда никаких свободных мест не оставалось. С другой стороны здания находились магазины с продуктами, выпивкой, вещами для хозяйства, аптека и парикмахерская.

Родителям очень понравился этот дом, и все мы переехали туда, но сделали это не сразу – по доверенности Петр Семенов и другие собственники частей квартиры передали их Набатовым, а те, найдя новое пристанище, всю квартиру продали, при этом какое-то время оставаясь жить на прежнем месте. Я и Лариса Набатова оставались в старой квартире, а Ленар Набатов занимался строительными работами в новой, которая находилась на втором этаже, а не на четвертом, как раньше. Лично мне хотелось жить как можно выше, но повлиять на такое решение я не мог. Однако выбранная квартира оказалась не совсем удачной. Во-первых, прямо под ней, то есть на первом этаже, находился детский сад, и оттуда почти каждый день доносились крики маленьких детей, вызывавших дискомфорт. Во-вторых, квартира находилась около лестничного балкона, а потому весь табачный дым от сигарет с успехом попадал к нам в квартиру, и не давал нормально дышать. И в-третьих квартира оказалась прямо над входом в подъезд, в результате чего все разговоры как проходящих мимо людей, так и шумящих машин и раззадоренных пьяниц быстро доносились до наших ушей, и часто не давали спокойно заснуть и расслабиться. Сказалось желание любоваться двором и не желание постоянно подниматься с тяжелыми сумками или вещами на лифтах. Главным предметом изменений внутри квартиры была планировка комнат. Старая заключалась в равенстве двух имеющихся комнат, а Ленар Набатов решил снести старые стены между ними и поставить новые, чтобы внести изменения в их размере. Нельзя было убрать несущие колонны, а остальные стены позволялось демонтировать и ставить по своему желанию, и в результате изменения планировки, моя комната стала чуть меньше, а кухня и родительская комната наоборот больше. Часто я и Лариса Набатова ездили к Ленару Набатову, чтобы помогать убирать мусор по типу обломков стен, подметать пыль и прочие небольшие дела, которые мог выполнять я будучи ребенком.