— Ну что ж, — она обиженно надула губы, — спишем на то, что ты устал, — Тидарра противно хихикнула, направляясь к двери. Наконец-то! — Отдохни. Сейчас у меня много хлопот. Потом я пришлю за тобой. Вы с Кьярой сначала пройдете обряд здесь, в Меридоре. А потом отправимся в Алайю. Там и сыграем свадьбу.

Тидарра вышла, лязгнули замки, а тяжелая дубовая табуретка разлетелась в мелкую щепу, ударив в дверь ей вслед. Будь я драконом — сейчас спалил бы комнату дотла! Внутри бушевала такая ярость, что я затруднялся придумать к ней сравнение.

Что она себе возомнила? Что будет распоряжаться моей судьбой? Кормить с руки, указывать, где спать, водить на случки на веревочке?! Она отправила гонца в Алайю? Надеюсь, это блеф! Что теперь подумает отец? А Диали?! Спину пробило холодным потом. Да мне же вовек не оправдаться!

Я спрыгнул с кровати и подскочил к двери, в сердцах рванул засовы — тщетно! Тут металла в пять ладоней, снаружи несколько замков. Легче пробить стену, чем открыть эту дверь!

Следующие полчаса я с остервенением разносил комнату. Не осталось ни одного целого предмета, ни одной неразорванной тряпки. Каменное крошево кружилось в воздухе, забивая легкие и мешая дышать, разбитые светильники чадили, кровать я разнес о стену, погнул даже кованую спинку, а остальное разбил в мелкую щепу. Ничего не помогло! Злоба бушевала, требуя для выхода цель посерьезней.

Дверь загромыхала, когда я, истратив последние силы и тяжело дыша, сидел в центре разоренной камеры прямо на куче щепок и стекла, в полной темноте, крутя в руках здоровенный металлический прут, вырванный из витиеватого орнамента кровати.

Вошедшие словно знали, что им понадобится освещение, и принесли большой светильник. Свет резанул по глазам, поэтому не сразу разглядел, кто там заявился, а когда понял, буквально остолбенел от удивления.

Это какими надо быть идиотами, чтобы заявиться в клетку с разозленным зверем без охраны? Совсем бесстрашные или бессмертные, я не пойму?!

Ворон окинул комнату глазами, поискав, куда пристроить канделябр. Естественно, не нашел, поэтому поставил сразу на пол. Кьяра испуганно жалась к нему, глаза блестели в темноте, я видел, что они заплаканы. Но жалости я больше не испытывал, осталась только неуемная ярость. Она текла по венам вместе с кровью, обжигая, затмевая слабые посылы разума, заволакивая взор и придавая сил.

— Убирайтесь или я убью обоих, — прохрипел, поднимаясь и покачивая в руке тяжелый прут.

К моему величайшему удивлению Ворон крепко затворил дверь и даже запер изнутри. Да он безумный, как и все вокруг Тидарры!

Металлический прут гулко звякнул о камни. Доля секунды — и мы с Вороном покатились по полу. Взметнулось каменное крошево, захрустело стекло, истошно закричала Кьяра.

Мы никогда не дрались с ним в рукопашную, только на мечах. Эти турниры частенько устраивали в детстве, и этот прихвостень Тидарры был отличным мальчиком для битья. Тьярри проигрывал всегда, я никогда не видел в нем соперника, поэтому сейчас не поставил бы на его жизнь и дохлой кошки.

Но к моему изумлению сейчас он дал отпор. И не просто отпор — я неожиданно почувствовал в нем силу, равную своей! Не знаю, может, арахниды виноваты, или та гадость, что он мне скормил, но Ворон сдаваться не спешил. И я его понимал, это не поединок, где можно проиграть и сдаться. Теперь ценой проигрыша будет его жизнь, потому что я, доведенный до предела, дрался насмерть.

Пальцы хрустели, сталкивались кулаки, мы катались по битому стеклу, которое царапало лицо, иголками впивалось в кожу. Ворон удачным ударом разбил мне губу, я почти захлебывался кровью. Ее терпкий вкус придавал мне сил и будоражил сознание. Извернувшись, вскочил, подхватил его за грудки и что есть силы шваркнул о стену. Ворон сполз на пол, а я ненадолго перевел дух.

Кьяра жалась у двери, прикрывая рот руками. В глазах застыли слезы и панический испуг. Она даже не шевельнулась, когда я поднял прут и, крутанув его в руке, повернулся к ней.

— Я никогда не признаю твоего ребенка, Кьяра! — злоба во мне бурлила так, что я готов был схватить эту дрянь за шею и размозжить ей голову об острые камни.

— Успокойся, Флориан! — Тьярри тяжело поднялся и было шагнул ко мне, но я только этого и ждал. Пару ударов кованого прута он с ходу отразил голыми руками, но третьим я припер его к стене.

— Ну ладно она, — прошипел я. — Но ты! Сукин сын, ты же мужик, Тьярри! Как ты позволил такому случиться? Ты понимаешь, что по факту это насилие? Какой дрянью эта ведьма меня опоила?

Корявое острие прута застыло, уткнувшись в его шею.

— Ответишь ты… — прошипел ему в лицо, вжимая прут в горло, чтобы не мог дышать. Испытывая при этом поистине изуверский кайф и упиваясь жаждой мести. — Я не могу убить ее, ведь теперь эта гадина носит моего ребенка…

— Не твоего — моего! — прохрипел Тьярри, ухватил прут руками с двух сторон и отбросил меня с такой силой, какой я в нем не ожидал. То ли по инерции, то ли от удивления я отлетел в сторону, прут гулко бухнулся следом.