– Не ярись, родимый, – княгиня Рыжелисиц осторожно накрыла его руку своей. – Воистину недурственный ведь способ. И заразу застопорим, и народ в рассудке сохраним. А засим волкодавы и с целебными водами разберутся. Верно я говорю, милсдари? – она с отчаянной надеждой воззрилась на охотников на чудищ.

– Я поищу следы ворожбы, – склонил голову Гармала. – Может и люди окрест пропадают неспроста.

– А я погощу у Полозов, в Барханном княжестве, – ответствовал Бронец. – Выясню, не готовятся ли они свергнуть наше троебожие. Заодно и Жальники навещу, вдруг да оттуда они какую свою гадскую ворожбу выпустили.

Одолен тоже не собирался сидеть, сложа руки. Он не позволит наводить поклеп и клевету на богиню. Найдет свидетельства ворожбы. Зацепок у него покуда нет, но начать можно и с истоков.

Силу свою ворожеи издавна от предков получали. Проходили обряд раскрытия сил на могилах почивших родичей. А, значит, прямая дорога Одолену в курганы. В Бездонные омуты и Солончаки.

Чудно было решать что-то самому, без указки богини.

– Темные времена настали, – слово вдруг взял Ревень Серысь, отрывая Одолена от размышлений. – Как никогда нам сплоченность надобна. А что может быть плотнее кровных скреп да родственных уз? Так позволь же предложить тебе укрепить наши стаи, светлейший!

Краем глаза Одолен уловил, как Червика нечаянно дернулась.

Первый весенний месяц,

межевая неделя

Сумеречное княжество,

Тенёта

Ганьке снова снился он. Мужчина, чье лицо при пробуждении она, как ни силилась, не могла припомнить, протягивал ей руку. И ежели от чужих загребущих конечностей она завсегда шарахалась, то к этой руке (стыд и позор!) еженощно ластилась.

Она (чуть не помирая от смущения) уговаривала себя, что это Цикута. Но сердцем чуяла – не он. Просто ужасно похож. Да и волосы длиннее, светлее, а на концах и вовсе белые. У Ганьки почти такие, только без белого.

После этих снов она просыпалась в поту и сладкой истоме. И тотчас кидалась плескаться в кадке, смывая грешные дремы. Чрезмерно похожие на предвестников явления Истинной пары.

Какого рожна ей снится подобное?! Истинные, то бишь предназначенные друг другу судьбой по благословению богов, пары бывают только среди полноценных, здоровых оборотней. А она выродок-безликая, да к тому же переодетая мальчуганом. Какой развратник на нее польстился? Тьфу, срам!

Ганька опрокинула на себя ушат студеной воды, приходя в чувство. Вылез из кадки, растираясь для сугреву, и споро оделся в платье служки.

В окошко заглядывали утренние сизые сумерки. В небе кружили вороны, которых за неделю с кровавого праздника Равноденствия прибавилось, и пушистые хлопья снега, словно голубиные перья. Завораживающая черно-белая кутерьма.

Ни свет, ни заря Ганька встал, готовясь караулить Гармалу. Он и допрежь-то бока не отлеживал, вскакивал на рассвете. Кто рано встает, тому бог подает! Но сударь волкодав изволил подниматься еще раньше. Может он вообще не спит? Как в народе говорится, зло не дремлет!

Однако насчет «зла» Ганька все же был не уверен. За неделю в услужении он выяснил, что волкодав был двойственным. Слепым, но цепким, молчаливым, но в беседах занудным, отстраненным, но участливым, осторожным, но жертвенным. Чудным. Но страшно рядом с ним не было.

Но Ганька по собственному примеру знал, сколь обманчива бывает внешность. И не доверял своим ощущениям, ведь из-за отсутствия зверя внутри, опасность он мог попросту не почуять. И не забывал, за что этот «участливый и жертвенный» человек получил прозвище Могильник. И держал в уме донесения Потешной своры о пропадающих в округе людях. Как подозревал Цикута, из-за ворожбы.

Ганька поначалу в ворожбу не верил. Но потом случились бешеные, дикие и вече, которое он подслушивал и подглядывал через тайный лаз. И вмиг уверовал.

Сперва Ганька не разумел, отчего Цикута именно Гармалу в ворожбе подозревает. А потом понял: лучше всего скрыть свою ворожбу сможет только охотник на ворожеев! На него ж никто не подумает!

А о пропадающих людях Гармала как узнал? Они ж пропадать начали вот только-только. Считай, как он прибыл, так и начали. О том даже Ганьке известно не было, кладезю новостей. А вот так и узнал, потому как сам пропажу и подстроил. А сообщил Гармала об этом нарочно, чтоб подозрения-то от себя и отвести!

Однако, покуда все это было пустыми домыслами. А Ганька по себе знал, как они опасны. Из-за беспочвенных обвинений на кострах пожгли больше невинных, чем здоровых в разгул язвенника. Посему с выводами он не спешил.

Как по его, так на ворожею гораздо похожее Червика, невесть как уродившаяся черной арысью. Вот у той, что язык гадкий, что взгляд злобный. А недаром ворожеям языки да глаза вырывали да выкалывали. В них вся их поганая сила морочить и сглазить.

И вовсе тут ни при чем помолвка Червики с Цикутой!