– Суд сразу после Пасхи намечен, – с порога сказал он. – Две недели осталось ждать. Чую, Быков скоро слетит с седла.

– Вот радость-то! – хмыкнул Денис.

– Вижу, не шибко ты счастлив, но есть у меня и ещё одна новость. Она-то тебя точно порадует, – сказал Поротая Ноздря. – Нас Бестужев отпустил аж на пять дней. За мёдом ещё разок съездим, пока дороги не развезло и разлив не начался. Поставим кадки здесь, в избе, а продадим перед Пасхой, когда цена вырастет. Покатимся, вестимо, по лесу. Там снег ещё лежит, а на реке уже закраины. Не заедешь.

– Куда направимся? – спросил Денис.

– В Вирь-атю, – вмешалась в их разговор Варвара. – Поглядеть бы, как там ныне.

– И бортей окрест много, опять же, – поддержал её муж. – Найдём мёд.

– Сызнова хочу жертву принести, – сказала Варвара. – У мельничного омута. Там Ведь-ава меня услышит.

– Не выйдет, – покачал головой Поротая Ноздря. – Весна, однако.

– Посмотрим на месте, – сказал Денис. – Едем туда, Василий.

– Далековато, конечно, – ответил тот. – Ежели затемно выедем, будем на месте лишь к полудню. Может, чуть раньше успеем… но одним днём никак не обернёмся.

– Неужто дед Офтай не приютит на ночь? – засмеялась Варвара.

– Ну, коли вы так решили… – пожал плечами Василий.

Сани тронулись на рассвете. Когда они миновали Водяные ворота Тамбова, Варвара упросила Василия остановиться на берегу Цны и долго вглядывалась в её ледяной покров. Он уже пучился горбами, а между его краем и урезом берега плескалась вода.

– Закраины в человеческий рост, – сказал ей Василий. – Никак ты туда не зайдёшь.

– А ежели бревно положить? – не унималась Варвара.

– Не ходи на лёд. Он уже рыхлый. Не заметишь, как провалишься. Поехали! Чего время терять?

Санный след до Вирь-ати был плотно утрамбован. Шёл он то по лесу, то по полям, с которых только-только начал сходить снег. Солнечный свет, отражаясь от утреннего наста, слепил глаза. Как и рассчитывал Василий, повозка добралась до деревни к полудню. Сожжённых домов там уже не было видно: местные жители очистили пожарище от обугленных брёвен и возвели новые срубы.

Сани остановились возле избы Офтая. Варвара соскочила на снег и, пройдя через заваленный котлами, треногами и прочей ритуальной утварью двор, постучала в дверь.

– Толганя! – радостно воскликнул старик. – Иди в избу, красавица!

Он обнял подошедшую к нему Варвару.

– Зови гостей в дом. А кто это с вами? – спросил инь-атя, указав на Василия.

– Моего мужа начальник и товарищ по торговым делам. Василием его зовут, – ответила Варвара.

– Опять христианин… – поджал губы Офтай.

– А кем же ещё быть русскому стрельцу, по-твоему? – засмеялась Варвара.

– Входите, входите! В избе поговорим, – сказал старик. – Я как раз с утра пачат напёк.

Он поставил перед гостями пшённые блины и горшочек с мёдом.

– Значит, ты теперь стрелецкая жена? – обратился он к Варваре. – А я-то думал, вернёшься сюда и оз-авой станешь.

– Многие люди тут настроены против меня. Дом наш сожгли…

– Возмутились они, когда ты Кафтася убила… но сейчас тоскуют по тебе. Простили давно уже.

– Значит, не нашли вы оз-аву?

– На керемети Нуянза поёт, да только боги её не слышат. Случись засуха или наводнение, как к ним обращаться? А ежели ясак увеличат, кто нас защитит? Отвернулись боги от деревни. Даже Мекше-ава, и та нас забыла.

– Выходит, вы ясак белому оцзору теперь платите?

– Как же иначе? Рузы нашли нас, переписали… – вздохнул Офтай. – И сразу же податями обложили. У царёвой казны брюхо бездонное. Давай-давай, а давать нечего.

Варвара намазала мёдом три блина – себе, Денису и Василию.

– Добрый медок! – сказала она. – Почему ж говоришь, что Мекше-ава от вас отвернулась?

Выражение лица деревенского старосты внезапно стало раздражённым и угрюмым.

– Не стало у нас мёда, – ответил он. – Попотчевать тебя он всегда найдётся, а вот на продажу его нет. Ни в Вирь-ате, ни в соседних деревнях.

– Что же так, Офтай?