Неделю назад Энрике выполнил просьбу сестры. Наконец узнал о судьбе некоего Тео из отряда академистов, взятого в плен алатусами. Один из шпионов по имени Иэн, в задачу которого входило сеять раздор среди ратников, проникся симпатией к простому безродному, спас его, не найдя в его мыслях ничего порочного, и даже заботился первое время. Алатусы, охраняющие лагерь отшибленных, поинтересовались в свою очередь, зачем принцу безродный либертанец, и получили уклончивый ответ. Поскольку судьба Тео была известна, Энрике не стал выяснять дальше финал истории дружбы Иена и безродного, улетел, а позже удовлетворил любопытство Алисии, которая самостоятельно сделала свои выводы.

Значит, парень изначально был хороший, а не урод типа королевских стражников, которым стоило бы потереть память до состояния младенца. Скорее всего, безродный академист оказался в числе массовки, слушающей песню алатусов. И этот вывод был логичным, упомянутый Иэн (чьё имя показалось Алисии смутно знакомым) научил боевому искусству, а потом помог сбежать домой, к родным. Что ж, доверие Тео-мастер умел внушать, Её величество — тому яркое доказательство. И даже Алисия, имеющая предубеждение, за две недели смягчилась, покорённая последовательностью и терпением мастера, ни разу не повысившим голос на алазонок и не отдавшем приказ, который вызвал бы возмущение.

Мастер Тео внизу медленно шёл к лестнице, прислонился к перилам, постоял и тяжело начал подниматься по ступеням. Предупреждал вчера, что заболел, а потом его ещё ранили несколько раз. Мог ведь бросить свой учебный шест и подобрать оружие, более действенное. Однако нет — бил, но не убивал.

— Я иду к нашим, — бросила в пустоту Алисия, не надеясь, что Ива услышит. — Хочешь жалеть себя — жалей, а я пойду помогать.

Переоделась в форму алазонки, постояла в коридоре, надеясь, что мастер Тео заглянет к себе в комнату, а не пойдёт с распоряжениями куда-нибудь, например, на кухню, где слуги с ночи испытывали шок не хуже, чем Ива с Алисией. Сначала слушать батальный шум, потом убираться и кормить всю эту неблагодарную ораву...

Мастер, по счастью, завернул к себе. Заметил стоящую Алисию:

— У вас всё хорошо, Айя?

— Я... — кровь вдруг бросилась в лицо, делая веснушки безобразно яркими. Вид у мастера до того был усталый, а тут ещё она со своими проблемами. — Я только хотела поблагодарить вас за помощь, мастер.

— Всё хорошо, что хорошо кончаться, — кивнул он, то ли опираясь, то ли хватаясь за ручку двери. — Тренировок сегодня не быть, отдыхайте. Или помогать другие.

Он закрыл за собой дверь, неплотно. Алисия подумала, занесла руку, чтобы постучаться — и передумала. Дошла до лестницы и вернулась: если он себя плохо чувствует, то она знает, как помочь.

Мастер сидел в кресле рядом со столиком и обрабатывал спереди рану, на рёбрах.

— Что вам? — он вскинул голову, когда заметил вошедшую алазонку.

— Позвольте, мастер, я вам помогу, — смущённо приблизилась девушка, взяла из рук тряпицу, смоченную в лекарственном уксусе, и продолжила обработку раны.

Мастер молчал некоторое время, Алисия тоже.

— Здесь я сам достать, посмотрите, что там на спине, — попросил он, когда лицо алазонки оказалось слишком близко к нему: рана на плече была лёгкой, фактически порез.

Он встал, разворачиваясь, и Алисия ахнула — от правого плеча до лопаток шла косая кровавая дорожка, глубокая, с рваными влажными краями. А чуть ниже поясницы ещё одна, но заметно меньше.

— Вам надо зашить рану, иначе... кровь испортится, — сказала она, не осмеливаясь прикоснуться пальцем к открытым мышцам. — Я могу это сделать. Только мне надо сходить в мою комнату за иглой и нитками. И ещё, наверное, вам понадобится сонное яблоко, чтобы не чувствовать боль.

— Хорошо.

Через час, когда пытка мастера закончилась, Алисия велела ему полежать некоторое время на животе, а сама чиркнула ножом по руке, выжала немного крови и смазала ею раны на спине, говоря, что это обеззараживающий уксус.

— Отдохните, мастер. Если нужно отряду передать распоряжения, скажите.

— Благодарю. Разбудите меня, когда новая стража явиться, — пробормотал он, не подымаясь.

Алисия укрыла его и вышла из комнаты, не прекращая думать над удивительными поворотами судьбы, которая могла взять за руку невежду и провести дорогой, начинающейся с ненависти, до уважения и жалости к потенциальному врагу. В то же самое время Ива, ранее внушавшая симпатию, теперь вызывала раздражение. До самого вечера пострадавшая алазонка боялась выйти из комнаты, к ней приходили все, утешали, и, кажется, Ива вошла во вкус.

В конце концов, мечтавшая о тишине Алисия, рассердилась, собрала свои вещи и ушла в комнату, где в первые дни жила двадцать третья алазонка, которой не хватило пары. С отъезда Тэлль комната пустовала. И, запретив навещать себя, Алисия закрылась и не отвечала на стук. Алазонки рассудили, что каждый переносит случившееся по-своему: кто-то ищет поддержки, а кому-то легче не говорить об этом вовсе.

Этой ночью её не поставили в дозор, мастер сам разрешил определиться с выбором пятёрки, желающей бодрствовать.