– А это... Ерунда, немного щелочи в воде.

– Обошли поселок?

– Обошел. Здорово вы здесь поработали. Нас теперь ненавидят, как никогда.

– Разве это я виноват? Ракету то запускал не я.

– Не вы. Но я вообще то..., вообще... вас можно отдать под трибунал.

– За что же, полковник?
– усмехаюсь я.

– За убийство.

– Уж не Молчанов ли умер?

– Нет. Погиб староста поселка.

– Вот не ожидал, это же ваш человек.

– Не смейтесь. Он повесился в сарае и оставил записку с пояснением, почему это сделал. Оказывается из-за вас.

– Если бы вы мне не рассказали о записке, я бы подумал, что вы его на тот свет отправили сами.

– Чего вы ершитесь, над чем смеетесь, доктор. Плакать надо.

– Полковник, я ведь понимаю старосту, ему с полигона не выехать, а смерть жителей поселка, ему близкие родственники не простят. Когда он со мной последний раз говорил, то все время подчеркивал, что лучших друзей, чем вас полковник и начальника части он не знает. Он вам так верил, что провел массовую агитацию в поселке против меня, он верил в вашу непогрешимость и эта ракета была для него большим ударом. Похоже все прошедшее не из-за меня.

– Командир части всегда восхищался вами, доктор. Он все время хотел вас видеть в своей команде и даже предлагал, призвать вас на службу. Я пожалуй поддержу его инициативу. Вам надо быть у нас, доктор.

– Я этого не хочу.

– А вас спрашивать не будут, призовут из резерва и все.

Похоже он здорово разозлился, даже не попрощался ни с кем, так и выскочил за дверь.

ОКТЯБРЬ

Кончился почти месячный карантин, я выезжаю в Глушково опять на телеге. Теперь возчиком молодой парень, лет восемнадцати.

– Эй, приятель, ты не тетки Клавдии сын?

– Ага.

– Звать то как?

– Фома...

– Скажи мне, Фома, а где старый возчик.

– Помер он. Как ента штука упала, так и помер.

– Странно, я тогда обошел все дома, но ни в одном его не видел.

– Так у магазина помер же.

– Как у магазина, у магазина я тоже никого не видел.

– Он спал на ступеньках и не пошевелился, когда был взрыв, так там и умер, а после, дед Митроха пришел, взвалил его на плечи и унес.

Теперь я вспоминаю, дом деда тоже был заражен, его сожгли вместе с детьми и бабкой.

Телега ползет по военному городку. Я забираю свой чемоданчик и направляюсь в сторону Глушково. Рядом со мной останавливается газик, открывается дверь и появляется голова командира части.

– Доктор, вы куда?

– Домой, в Глушково.

– Садитесь, я подвезу.

– Да здесь рядом...

– Садись, садись...

Я забираюсь на заднее сидение. Машина трогается.

– Вы здорово потрудились в Комарово, доктор. Командование выражает вам благодарность.

– Спасибо.

– Однако, у меня вызывает беспокойство ваши отношения с майором Молчановым. Я уже раз беседовал с вами по этому поводу и подумал, что вы благоразумно остановитесь, но последние события показывают, что раскол между вами еще больше углубился и принял угрожающие размеры.

– Полковник, как вы думаете, за что меня посадили на гауптвахту, когда я отправлялся лечить монахинь в монастырь?

– Это было недоразумение и майора Молчанова я наказал. Он просто не понял, что долг врача превыше всего...

– Спасибо, полковник, а то он ляпнул при всех, ну этих... начальников, которые приехали в Комарово, что никого здесь в живых оставлять нельзя, все надо сжечь. Вот за то, что он не хотел выполнить долг врача, я ему чуть не съездил по физиономии еще раз. Может быть действительно здесь возник конфликт с угрожающими размерами, я согласен его сгладить и хочу пожертвовать в этом случае собой. Вышлите меня вон с полигона.

– Мда... Никуда я вас не отпущу, доктор. А с майором я еще раз, но последний, проведу соответствующую беседу. Мы кажется уже приехали, доктор. До новых встреч.

– Доктор, - Надежда меня расцеловала, - будь то целый год не видела. Мы так вас ждали...

– Я там тоже вас вспоминал. Как у вас дела? Есть какие-нибудь новости? Там нам даже радио вырубили, а о газетах даже говорить нечего.

– Ой, тут без вас что было... Приезжала комиссия из центра, разбиралась с жизнью на полигоне. Попало командиру части и начальнику секретной части Семененко за то, что утекли какие то секреты. А капитана Синицына и деда Тимофея арестовали и увезли туда... за проволоку.